Интересные факты из жизни главной музы маяковского, эпатажной лили брик. Лилия Брик: фото, биография, личная жизнь

Лиля Юрьевна Брик (урождённая Лиля (Лили) Уриевна Каган). Родилась 30 октября (11 ноября) 1891 года в Москве - умерла 4 августа 1978 года в Москве. Любовница Владимира Маяковского, «муза русского авангарда». Хозяйка одного из самых известных в XX веке литературно-художественных салонов, автор мемуаров.

Лиля Каган, ставшая известной как Лиля Брик, родилась 30 октября (11 ноября по новому стилю) 1891 года в Москве.

Отец - Урий Александрович Каган, юрист, занимался защитой прав евреев в Москве. Как юрисконсульт австрийского посольства помогал прибывавшим на гастроли артистам и антрепренёрам в решении финансовых и административных вопросов.

Мать - Елена Юльевна Каган (в девичестве Берман), родилась в Риге, училась в Московской консерватории, однако завершить курс не смогла из-за раннего замужества и рождения дочерей.

Младшая сестра Эльза.

Обе девочки получили хорошее домашнее образование: с детства говорили на русском и немецком языках, свободно - благодаря гувернантке - общались на французском, играли на рояле, участвовали в устраиваемых родителями музыкальных и литературных вечерах.

В 1905 году Лиля пошла в пятый класс гимназии, которая размещалась в усадьбе Шуваловых-Голицыных на Покровке. Преподаватели отмечали склонность ученицы к математике и рекомендовали её отцу развивать способности дочери.

В 1908 году, окончив гимназию, Лиля Юрьевна поступила на математический факультет Высших женских курсов.

Когда интерес к науке сменился увлечённостью искусством, она оставила курсы и стала студенткой Московского архитектурного института, где начала изучать основы живописи и ваяния. Занятия скульптурой были продолжены в 1911 году в одной из студий Мюнхена.

Личная жизнь Лили Брик:

В юности Лиля неоднократно перечитывала роман Чернышевского «Что делать?» и считала, что жизненное устройство его героев, свободных от условностей и таких «пережитков старого быта», как ревность, должно быть образцом для подражания.

В зрелые годы, отвечая на вопросы о любви, Брик сообщала: «Я всегда любила одного. Одного Осю... одного Володю... одного Примакова... одного Ваську...».

Художественный критик Николай Пунин, не скрывавший своего поклонения перед Лилей Юрьевной, называл её «самой обаятельной женщиной, которая много знает о человеческой любви и любви чувственной». Писатель Вениамин Каверин, увидевший Брик в 1920 году в доме Виктора Шкловского, рассказывал о ней как о «прелестной, необыкновенно красивой, милой женщине». В свою очередь, Шкловский говорил, что Лиля могла позволить себе быть какой угодно - «женственной, капризной, гордой, пустой, непостоянной, влюбленной, умной».

Еще в отрочестве она познакомилась с будущим мужем. На тот момент семнадцатилетний Осип Брик был отчислен из 3-й московской гимназии «за революционную пропаганду» и стал руководителем посещаемого ею кружка по изучению азов политэкономии.

Осип, сын владельца торговой компании «Павел Брик, вдова и сын», в течение семи лет мягко ухаживал за Лилей, однако их встречи были нечастыми. Решающее объяснение произошло после её возвращения из Мюнхена в 1911 году, в письме родителям Осип Максимович сообщил: «Я стал женихом. Моя невеста, как вы уже догадываетесь, Лили Каган» .

Весной 1912 года состоялась свадьба (церемонию провёл московский раввин), после которой молодая семья поселилась в снимаемой родителями Лили четырёхкомнатной квартире, находившейся в Большом Чернышёвском переулке.

Осип Брик, работавший после окончания юридического факультета Московского университета в отцовской фирме по продаже кораллов, часто совершал поездки по Сибири и Средней Азии, а Лиля, как правило, следовала за мужем. Их интерес к восточной экзотике был в ту пору столь велик, что супруги всерьёз рассматривали возможность переезда в Туркестан, замысел оказался нереализованным из-за начавшейся войны.

В 1914 году Осип Максимович начал службу в петроградской автомобильной роте (туда он попал по протекции оперного певца Леонида Собинова). Лиля, переехавшая вслед за Бриком в российскую столицу, основала в их квартире на улице Жуковского, 7, салон для творческой интеллигенции.

К числу его постоянных посетителей относились финансист Лев Гринкруг, поэты , Василий Каменский, Давид Бурлюк, Велимир Хлебников, литературоведы Роман Якобсон и Виктор Шкловский, балерины Екатерина Гельцер и Александра Доринская, у которой Лиля Юрьевна брала уроки танца.

Гости обсуждали литературные и политические проблемы, музицировали, проводили время за карточной игрой, в дни особо важных партий на дверях появлялась табличка с надписью «Сегодня Брики никого не принимают».

Как писал литературовед Бенгт Янгфельдт, Лиля была «душой салона», тогда как Осип Максимович - «его интеллектуальной пружиной». Поэт Николай Асеев вспоминал об их квартире как о центре притяжения, в котором соединились «материя ручной раскраски» и «жаркие глаза хозяйки», имевшей собственное мнение по любому вопросу.

По утверждению Лили Юрьевны, её брачные отношения с Бриком прекратились в 1915 году, однако он на всю жизнь остался для неё близким человеком: «Я любила, люблю и буду любить его больше, чем брата, больше, чем мужа, больше чем сына. Про такую любовь я не читала ни в каких стихах, нигде. Я люблю его с детства, он неотделим от меня. Эта любовь не мешала моей любви к Маяковскому» .

В автобиографии Маяковского «Я сам» день встречи с Брик в июле 1915 года определён как «радостнейшая дата». Однако присутствие поэта в семье Каганов обозначилось гораздо раньше: осенью 1913 года он познакомился с младшей сестрой Лили - Эльзой.

Как рассказывала впоследствии сама Эльза, после возвращения с каникул из Финляндии она отправилась в гости к давним знакомым Хвасам, где в тот день собралось много гостей. В какой-то момент всеобщее внимание переключил на себя «необычайно большой, в чёрной бархатной блузе» человек, начавший громко читать «Бунт вещей».

Непосредственное знакомство с поэтом произошло во время чаепития в мастерской; вечером Маяковский отправился провожать семнадцатилетнюю гимназистку домой.

Позже Владимир Владимирович, начавший ухаживать за Эльзой, был представлен её родителям. С Лилей, переехавшей с мужем в Петроград, они до поры до времени не пересекались. Младшая сестра Лили оказалась едва ли не единственным человеком в окружении Маяковского, «кому он не посвятил вовсе ничего, ни единой поэтической строчки». Но, вероятно, под её влиянием поэт сочинил стихотворение, которое Эльзе довелось прочитать первой: «Послушайте, ведь если звёзды зажигают - значит, это кому-нибудь нужно?».

Летом 1915 года Лиля приехала в Москву из Петрограда, чтобы навестить заболевшего отца. Тогда же состоялось её знакомство с Маяковским, прибывшим в дом Каганов, чтобы пригласить Эльзу на прогулку. Мимолётная встреча с человеком, ухаживавшим за младшей сестрой, не произвела, по признанию Лили, на неё никакого впечатления - скорее, добавила поводов для беспокойства: «Сижу полчаса, сижу час, пошёл дождь, а их всё нет... Родители боятся футуристов, а в особенности ночью, в лесу, вдвоём с дочкой».

Месяц спустя поэт и Эльза появились в петроградской квартире Бриков - там, во время первого чтения поэмы «Облако в штанах», коренным образом изменилась судьба обеих сестёр: когда Маяковский произнёс «Вы думаете, это бредит малярия? Это было, было в Одессе», - все присутствующие оторвались от своих дел и «до конца не спускали глаз с невиданного чуда». За столом поэт попросил у хозяйки дома разрешения посвятить ей поэму и сделал на первой странице надпись: «Лиле Юрьевне Брик».

Пошёл обычный застольный разговор, но все уже понимали: случилось непоправимое, неясно ещё, хорошее или дурное, но несомненно значительное, может быть - великое. Это касалось поэмы, встречи и всего, что происходило за окнами и приобрело внезапно эпические черты.

Никто из редакторов не соглашался печатать «Облако в штанах», и Осип Брик (главный, по мнению Дмитрия Быкова, человек в творческой биографии Маяковского) издал поэму за свой счёт. Она была выпущена осенью 1915 года тиражом 1050 экземпляров с отметкой «Тебе, Лиля». Маяковский, который уже не мог жить вдали от Лили, поселился в Петрограде - сначала в гостинице, затем - на Надеждинской улице, неподалёку от дома, где жили Брики.

В Петрограде жизнь Маяковского, привыкшего к богемному существованию, изменилась: по свидетельству Николая Асеева, поэт «начал устраивать чужое, казалось бы, гнездо... как своё собственное». Он ввёл в дом Бриков своих друзей-футуристов, но одновременно стал воспринимать элементы жизни людей «другого круга»: к примеру, по настоянию Лили избавился от ярких эпатирующих одежд - в его гардеробе появились костюмы, пальто и трость.

На этом этапе Лиля стала главным персонажем творчества Владимировича Владимировича - ей он посвятил многие лирические произведения, в том числе изданную на средства Осипа Максимовича поэму «Флейта-позвоночник». Как утверждала Брик, поначалу она любила и ценила Маяковского только как поэта, и их личные отношения развивались тяжело: «Володя не просто влюбился в меня - он напал на меня, это было нападение. Два с половиной года не было у меня ни одной свободной минуты - буквально. Меня пугала его напористость, рост, его громада, неуёмная, необузданная страсть. Любовь его была безмерна» .

Некоторые элементы биографии Брик воплотились у Маяковского в «лирические самоподвзводы» - так, узнав, что накануне первой брачной ночи Лили и Осипа Максимовича Елена Юльевна Каган принесла в их квартиру игристое вино и фрукты, поэт написал стихотворение «Ко всему», в котором исследователи обнаружили почти «подростковую реакцию» на давние события и мучительную ревность к прошлой жизни своей возлюбленной: «В грубом убийстве не пачкала рук ты. / Ты уронила только: "В мягкой постели он, фрукты, вино на ладони ночного столика". / Любовь! Только в моём воспалённом мозгу была ты!» .

В декабре 1917 года Маяковский, у которого появилась возможность поработать в кинематографе, уехал в Москву. Это была его первая длительная разлука с Брик. В письмах, отправляемых в Петроград, он сообщал: «Мне в достаточной степени отвратительно. Скучаю. Болею. Злюсь», «Напиши, пожалуйста, я каждый день встаю с тоской: "Что Лиля?"» . В мае 1918 года Лиля Юрьевна приехала в Москву для участия в киносъёмках. В Петроград они вернулись вместе.

Лиля Брик и Владимир Маяковский в фильме "Закованная фильмой"

Сначала Маяковский прописался в квартире Бриков на улице Жуковского, затем все трое переехали в загородный дом. Позже Лиля вспоминала: «Только в 1918 году я могла с уверенностью сказать О. М. о нашей любви... Все мы решили никогда не расставаться и прожили жизнь близкими друзьями» .

Сформировавшийся «тройственный союз» не был уникальным явлением в русской литературе: подобным же образом сложилась жизнь у и . Наиболее близкой для Бриков и Маяковского моделью стала история отношений с Авдотьей Панаевой, внимания которой поэт добивался всеми способами, в том числе угрозой самоубийства, и в итоге сумел сделать её своей единомышленницей, подключившейся к работе в «Современнике».

Весной 1919 года Брики и Маяковский вернулись в Москву. О снятой ими неотапливаемой квартире в Полуэктовом переулке поэт позже рассказал в поэме «Хорошо!»: «Двенадцать квадратных аршин жилья. / Четверо в помещении - Лиля, Ося, я и собака Щеник». Сеттера, получившего кличку Владимир Владимирович Щен, Маяковский нашёл в Подмосковье; по уверению Лили Юрьевны, пёс и поэт были похожи: «Оба большелапые, большеголовые». Осенью Маяковский устроился на службу в Российское телеграфное агентство (РОСТА) - поэт рисовал плакаты и сочинял к ним сатирические подписи. Лиля, раскрашивавшая контуры агитационных лозунгов, выступала в качестве его помощницы.

Её деятельное участие в жизни поэта проявлялось и в том, что в 1921 году, когда у Владимира Владимировича появились некоторые сложности с выходом «Мистерии-Буфф» и поэмы «150 000 000», Брик отправилась в Ригу для поиска издателей, готовых выпускать книги Маяковского и его друзей-футуристов. Для пропаганды их творчества она написала и опубликовала две статьи в газете «Новый путь» - печатном органе полпредства РСФСР в Латвии.

Кризис в отношениях наступил зимой 1922 года. Лиля Юрьевна предложила Маяковскому расстаться на два месяца, потому что ей показался утомительным сложившийся «старенький, старенький бытик». Разлука должна была продлиться до 28 февраля 1923 года, и Брик пережила её весьма спокойно, тогда как для Маяковского расставание превратилось в «добровольную каторгу»: он стоял у дома возлюбленной, писал ей письма, передавал через Николая Асеева подарки, в том числе символические - например, птицу в клетке.

В письме к Эльзе Лиля сообщала, что «он днём и ночью ходит под моими окнами, нигде не бывает и написал лирическую поэму в 1300 строк» - речь шла о поэме «Про это», вышедшей впоследствии с посвящением «Ей и мне». Когда заявленный Лилей «срок заключения» истёк, Брик и Маяковский встретились на вокзале и сели в поезд, отправлявшийся в Петроград. В дневнике, который поэт вёл во время вынужденного «заточения», сохранилась запись: «Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Всё равно люблю. Аминь... Любовь это жизнь, это главное. От неё разворачиваются и стихи и дела и всё пр... Без тебя (не без тебя «в отъезде», внутренне без тебя) я прекращаюсь. Это было всегда, это и сейчас» .

Одним из принципов, который Брики и Маяковский совместно приняли в 1918 году, было предоставление членам «семьи» определённой свободы: «Дни принадлежат каждому по его усмотрению, ночью все собираются под общим кровом».

Поэтому Лиля не видела никакой драмы в том, что её роман с 42-летним партийным функционером Александром Краснощёковым развивался у всех на глазах. Отношения, о которых «уже судачила вся Москва», были прерваны арестом Краснощёкова: его обвинили в злоупотреблениях при проведении финансовых операций в только что созданном Промышленном банке. В сентябре 1923 года Александр Михайлович был арестован и помещён в Лефортовскую тюрьму. Его тринадцатилетнюю дочь Луэллу Брик забрала в свой дом. Вместе с девочкой она носила Краснощёкову передачи, а в письмах Маяковскому признавалась: «Не могу бросить А. М., пока он в тюрьме». Краснощёкова амнистировали в 1925 году, но возврата к прежним отношениям уже не было.

Александр Краснощёков - любовник Лили Брик

Предложенный Лилей двухмесячный перерыв в отношениях разлучил Маяковского с возлюбленной, но не с Осипом Максимовичем, который зимой 1922-1923 года почти ежедневно приезжал к поэту в его «комнату-лодочку» в Лубянском проезде (туда Владимир Владимирович перебрался из общей квартиры во время «добровольной каторги»), чтобы обсудить и выработать концепцию нового творческого объединения литераторов. Руководителем сообщества, получившего название «Левый фронт искусств», стал Маяковский, но реальным организатором и главным идеологом ЛЕФа был, по мнению исследователей, остававшийся в тени Осип Брик. Он умело направлял творческую энергию своих близких в нужное русло, и потому в первом номере журнала «ЛЕФ» были опубликованы и написанная «в заключении» поэма «Про это», и переведённая Лилей трагедия Карла Виттфогеля «Беглец».

Штаб-квартирами для ЛЕФа стали сначала дача на Большой Оленьей улице, затем - полученная поэтом четырёхкомнатная квартира в Гендриковом переулке, на дверях которой висела медная табличка с надписью «Брик. Маяковский». На лефовские «вторники» обычно собиралось много гостей, читавших новые произведения и бурно обсуждавших содержание очередных выпусков своего издания.

Журнал «ЛЕФ» вошёл в историю не только публикацией мемуаров Дмитрия Петровского, «Одесских рассказов» Исаака Бабеля, статей о теории литературы Осипа Брика, Виктора Шкловского, Бориса Эйхенбаума, Сергея Третьякова, но и репутацией «семейного предприятия». Иногда эта «семейственность» обозначалась прямо (к примеру, в образе главной героини повести Осипа Максимовича «Непопутчица» осведомлённые читатели легко узнали Лилю), иногда - косвенно: подписчики из номера в номер знакомились с хроникой быта Бриков-Маяковского.

Порой дискуссии в штаб-квартире перерастали в конфликты. Так, Лиля Юрьевна спустя десятилетия вспоминала о том, как в 1926 году во время одного из обсуждений она вмешалась в диалог о Пастернаке и получила ответ от Виктора Шкловского: «Ты домашняя хозяйка! Ты здесь разливаешь чай». По одной из версий, Маяковский, наблюдавший за этой сценой, «стоял неподвижно, со страдальческим выражением лица», по другой (воспроизведённой литературоведом Бенедиктом Сарновым со ссылкой на Лилю Юрьевну), «Володя выгнал Витю из дома. И из ЛЕФа».

В 1920-х годах Маяковский и Брики совершили немало путешествий - как вместе, так и поодиночке. Летом 1922 года Лиля отправилась в Берлин, затем навестила в Англии Елену Юльевну Каган, работавшую в советском торгпредстве «Аркос». Устав от литературных дебатов, почти непрерывно проходивших в их московской квартире, Брик в письме переводчице Рите Райт откровенно признавалась: «Ужасно рада, что здесь нет футуристов».

Осенью в Германию прибыли Осип Максимович и Маяковский; для Владимира Владимировича, до этого лишь однажды побывавшего с недолгим визитом в Риге, посещение Берлина стало первым большим зарубежным выездом. По воспоминаниям Бориса Пастернака, он был «как маленький ребёнок обескуражен, растроган и восхищён живой огромностью города». Для Лили, встретившей Брика и Маяковского на вокзале, поэт ежедневно заказывал доставку больших букетов цветов, питались они в хороших ресторанах, а жили в «Курфюрстенотеле», находившемся в центральной части города. Деловая часть программы была связана с участием в поэтических чтениях и дискуссиях о современной литературе.

Через полгода все трое вновь отправились в Германию - на сей раз в качестве средства передвижения ими был выбран самолёт, следовавший по маршруту «Москва - Кёнигсберг». Этот полёт - первый в их жизни - запомнился тем, что из чемодана Маяковского (багаж доставлялся на отдельном «аэроплане») жандармы изъяли рукописи. Кроме того, пассажиров в воздухе настигла гроза - об этом поэт рассказал в строчках: «Ямы воздуха. С размаха ухаем. Рядом молния. Сощурился Ньюбо́льд. Гром мотора. В ухе и над ухом. Но не раздраженье. Не боль».

Позже Брики и Владимир Владимирович переместились на курорт Нордернай - как вспоминал присоединившийся к ним Виктор Шкловский, «Маяковский играл с морем, как мальчик».

В 1927 году Брик увлеклась кинорежиссёром Львом Кулешовым. По словам Бенгта Янгфельдта, 28-летний Кулешов, снявший к тому времени такие фильмы, как «Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков» и «Луч смерти», был настолько покорён Лилей, что посвящал ей мадригалы. Летом 1927 года возлюбленные отправились в путешествие по Кавказу, посетили Тифлис, побывали в курортном посёлке Махинджаури. Далее их маршрут пролегал через Харьков, на вокзале которого Лилю ждал Маяковский. Выбросив чемодан в окно, она покинула вагон и вместе с поэтом поехала в местную гостиницу - там Владимир Владимирович в течение ночи читал ей новые главы октябрьской поэмы «Хорошо!».

Лев Кулешов - любовник Лили Брик

В 1928 году, когда поэт выехал в Париж, Лиля в одном из писем напомнила ему про автомобиль Renault, о покупке которого они говорили в течение нескольких месяцев. Инструкции, которые дала Брик, были чёткими: «1) предохранители спереди и сзади, 2) добавочный инжектор сбоку, 3) электрическую прочищалку для переднего стекла, 4) фонарик сзади с надписью "стоп"» .

Несмотря на некоторые сложности с гонорарами, Маяковский выполнил просьбу Лили - в Москву был доставлен четырёхместный чёрно-серый автомобиль. Брик впоследствии писала, что в ту пору она была, вероятно, единственной жительницей советской столицы, сидевшей за рулём: «Кроме меня управляла машиной только жена французского посла».

По утверждению Лили Юрьевны, за пять лет до смерти Маяковского из их отношений с поэтом была исключена интимная составляющая. В одном из писем, адресованных Владимиру Владимировичу и датированных 1925 годом (по другим данным - 1924-м), Брик заметила, что прежние чувства стали угасать: «Мне кажется, что и ты уже любишь меня много меньше и очень мучиться не будешь» .

С определённого момента Осип Максимович в разговорах с их общими друзьями также стал упоминать о том, что «Володе нужен собственный дом». Однако все попытки создать «своё гнездо» оказывались неудачными: «Лиля... была женщиной Серебряного века и многое готова была терпеть... А новые женщины не терпели ни этого напора, ни этих вспышек, и когда он требовал, чтобы они здесь же, сейчас же ушли к нему, - они, как Татьяна Яковлева, выбирали виконта или, как Нора Полонская, ехали на репетицию пьесы "Наша молодость"» .

Во время путешествия по Соединённым Штатам Маяковский познакомился с двадцатилетней эмигранткой Елизаветой Зиберт (Элли Джонс), в июне 1926 года она родила дочь, которую поэт признал своим ребёнком. С дочерью, получившей имя Хелен, Маяковский виделся лишь однажды - это произошло в Ницце, куда Элли Джонс приехала на отдых осенью 1928 года. Встреча, по данным исследователей, была короткой и «не очень удачной».

В мае 1926 года у поэта начался роман с Натальей Брюханенко, работавшей в одной из издательских библиотек. Их отношения продолжались около двух лет. В конце августа 1927 года Маяковский и Брюханенко вместе путешествовали по Крыму, где у поэта проходил гастрольный тур. По воспоминаниям Натальи Александровны, во время ухаживаний Владимир Владимирович демонстрировал размах, граничащий с «гигантоманией»: пытался приобрести все лотерейные билеты, продаваемые в городском парке; дарил возлюбленной огромные, не помещавшиеся в обычных вазах букеты цветов; преподносил «все духи Ялты». Разрыв произошёл весной 1928 года, когда, придя навестить заболевшего Маяковского в Гендриков переулок, Брюханенко услышала: «Я люблю Лилю. Ко всем остальным я могу относиться только хорошо или очень хорошо, но любить я уже могу только на втором месте» .

С Татьяной Яковлевой Маяковский познакомился во Франции через Эльзу Триоле, которая характеризовала новую возлюбленную поэта как человека весьма активного: «В ней была молодая удаль, бьющая через край жизнеутверждённость, разговаривала она, захлёбываясь, плавала, играла в теннис, вела счёт поклонникам». Яковлева оказалась едва ли не единственной женщиной из окружения Владимира Владимировича, по отношению к которой Брик испытала нечто вроде ревности: Лилю Юрьевну задела «творческая измена» поэта, посвятившего Татьяне Алексеевне два произведения - «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» и «Письмо Татьяне Яковлевой».

В декабре 1929 года Яковлева стала женой французского виконта дю Плесси; к этому времени Маяковский уже увлёкся Вероникой Полонской. На момент знакомства Веронике Полонской - жене артиста Михаила Яншина - был двадцать один год, и главным событием своей жизни молодая актриса считала получение роли во мхатовском спектакле «Наша молодость». В своих воспоминаниях Вероника Витольдовна признавалась, что встречи с поэтом были частыми, но свидания происходили в основном «на людях, так как муж начал нас подозревать».

В 1929 году в жизни Брик появился Юсуп Абдрахманов - партийный деятель из Киргизии. Находясь в командировке в Москве, он с поэтом-футуристом Борисом Кушнером пришёл в квартиру Бриков-Маяковского в Гендриковом переулке и был очарован хозяйкой дома. Летом они провели вдвоём несколько дней в Ленинграде и Павловске. Брик пригласила его и на праздник в честь 20-летней творческой деятельности Маяковского. По воспоминаниям гостей, «Юсуп не сводил восхищённых глаз с Лили, которая была в полуголом платье», привезённом ей Владимиром Владимировичем из Парижа. Исследователи утверждали, что из всех поклонников Брик Юсуп Абдрахманов был наиболее загадочным человеком.

Юсуп Абдрахманов - любовник Лили Брик

В феврале 1930 года Лиля Юрьевна и Осип Максимович отправились в поездку по Европе. Последнее большое письмо, отправленное им Маяковским, датировано 19 марта - поэт рассказывал о премьере спектакля «Баня» в театре Мейерхольда, сообщал о повседневных делах; в конце стояла просьба: «Пишите, родные, и приезжайте скорее». Лиля отправляла ему телеграммы из разных городов - Берлина, Лондона, Амстердама, упоминала, что встревожена его молчанием, даже грозила: «Если не напишешь немедленно - рассержусь».

14 апреля Брики, возвращавшиеся домой, купили в столице Нидерландов подарки для Владимира Владимировича: сигары, галстуки, бамбуковую трость. Из Амстердама в Москву ушла открытка с текстом: «До чего здорово тут цветы растут! Настоящие коврики - тюльпаны, гиацинты, нарциссы».

Послание не было прочитано Маяковским: в тот же день он покончил жизнь самоубийством. Последним человеком, видевшим Владимира Владимировича, была Вероника Полонская: актриса торопилась на репетицию и не могла остаться с находившимся во взвинченном состоянии поэтом: «Едва выйдя из комнаты, ещё в коридоре, она услышала выстрел. Маяковский лежал на полу, головой к двери, раскинув руки, и силился поднять голову, "но глаза были уже мёртвые"».

Роковая муза Маяковского. Лиля Брик

Известие о смерти Маяковского застало Лилю Юрьевну и Осипа Максимовича в Берлине - в апреле 1930 года, возвращаясь в СССР, они остановились в гостинице, швейцар которой передал чете телеграмму с текстом «Сегодня утром Володя покончил собой».

Брики немедленно обратились в советское полпредство, где им помогли с ускоренным оформлением виз; Лиля связалась по телефону с отправившим телеграмму Яковом Аграновым и попросила, чтобы похороны поэта отложили до их приезда в Москву.

17 апреля Брики прибыли в советскую столицу и прямо с Брянского вокзала отправились на улицу Воровского, в убранный траурными лентами клуб писателей. Как вспоминала их близкая знакомая Луэлла Краснощёкова, «Лили за несколько дней так изменилась», что её трудно было узнать. Александра Алексеевна, мать Маяковского, по свидетельству Василия Абгаровича Катаняна, встретила Лилю словами: «При вас этого не случилось бы».

Вместе с толпой москвичей (за грузовиком с гробом двигалось, по словам Юрия Олеши, около шестидесяти тысяч человек) Осип Максимович и Лиля Юрьевна дошли до Донского монастыря. Перед воротами крематория возникла давка, во время которой конный милиционер начал громко произносить фамилию «Брик»: «Оказывается, Александра Алексеевна не хотела проститься с сыном и допустить кремации без Лили Юрьевны».

Через несколько дней после похорон Лиля Юрьевна была вызвана в прокуратуру, где ей, судя по оставленной расписке, отдали «обнаруженные в комнате В. В. Маяковского деньги в сумме 2113 руб. 82 коп. и 2 зол. кольца».

Затем настало время разбора документов и фотографий, находившихся в комнате, где застрелился поэт, а также решения наследственных вопросов. Перед смертью Владимир Владимирович оставил записку, в которой указал, что его семья - это «Лиля Брик, мама, сёстры и Вероника Витольдовна Полонская»; кроме того, в тексте содержалась просьба отдать начатые стихи Брикам - «они разберутся».

Месяц спустя в ЦИК и наркомат просвещения РСФСР (на имя руководителя ведомства Андрея Бубнова) поступили три обращения за подписью Василия Катаняна и Николая Асеева. В первых двух письмах литераторы просили закрепить права на творческое наследие поэта «за его семьёй, состоящей из жены его Лили Юрьевны Брик, матери Александры Алексеевны и сестёр». В третьем коротко указывалось, что Асеев и Катанян действуют «с согласия жены, матери и сестёр покойного В. В. Маяковского». Воспроизводя содержание этих обращений, литературовед Анатолий Валюженич обратил внимание на то, что Вероника Полонская в них вообще не упоминается, тогда как Лиля Юрьевна названа женой Владимира Владимировича. Таковой считал её и , когда в 1937 году написал на списке подлежащих аресту «жён изменников родины»: «Не будем трогать жену Маяковского».

В конце июня 1930 года газета «Известия» напечатала постановление СНК РСФСР «Об увековечении памяти тов. Вл. Вл. Маяковского» . Согласно документу, Государственное издательство РСФСР должно было выпустить «под наблюдением Лили Юрьевны Брик» полное собрание сочинений поэта. Права на литературное наследство Маяковского были разделены между Лилей (одна половина) и его матерью и сёстрами (вторая половина). Помимо этого, вышло отдельное распоряжение правительства, касающееся жилищного вопроса.

За пять лет до смерти Маяковского государство выделило ему четырёхкомнатную квартиру в Гендриковом переулке, 13/15. Получив ордер, поэт обратился в жилищное товарищество с просьбой прописать и заселить в его квартире Лилю Юрьевну и Осипа Максимовича. Просьба была удовлетворена: каждый из обитателей квартиры получил в своё распоряжение небольшую комнату; четвёртая, находившаяся рядом со спальней Владимира Владимировича, выполняла роль гостиной и столовой. После смерти поэта квартира некоторое время сохранялась за Бриками.

Кроме того, Маяковский за несколько месяцев до самоубийства вступил в жилищный кооператив и успел внести первый взнос. В дальнейшем все выплаты производили Брики; после завершения строительства трёхкомнатная квартира в Спасопесковском переулке была записана на Лилю Юрьевну. Решился вопрос и с 12-метровой комнатой Маяковского, расположенной в Лубянском проезде, - она была тесновата для постоянного проживания, и поэт использовал её в качестве рабочего кабинета. В июне 1930 года Московский облисполком издал документ, согласно которому эта комната «закрепляется за гр-кой Брик Л. Ю.».

К подготовке полного собрания сочинений Маяковского Лиля Юрьевна приступила с энтузиазмом. Как главный редактор она не только работала над содержанием каждого тома, но и контролировала оформление: в частности, предложила разместить на форзацах монограмму W и M - этот графический символ, придуманный ею в первые месяцы знакомства с поэтом, был выгравирован на подаренном Маяковскому «обручальном» кольце.

Для придания изданию весомости Лиля в январе 1931 года обратилась к Сталину с письмом, в котором напомнила, что тот присутствовал в Большом театре при чтении Маяковским поэмы «Ленин»: «Обращаемся к Вам с просьбой написать несколько слов о Вашем впечатлении». Никаких откликов из Кремля на эту просьбу не последовало.

Другим важным направлением работы Лиля считала создание библиотеки-музея Маяковского в Гендриковом переулке.

В 1933 году она подключила к инициативе друзей - Василия Катаняна, Николая Асеева, Семёна Кирсанова, которые направили в Замоскворецкий райсовет письмо с детальным планом будущего учреждения. Квартира, в которой жили Маяковский и Брики, согласно этому проекту, должна быть восстановлена «в прежнем виде». В доме предполагалось открыть библиотеку и кружки для литературного творчества, а на веранде во дворе - летнюю читальню.

Работа по всем направлениям двигалась медленно, и в ноябре 1935 года Лиля Юрьевна подготовила второе обращение к Сталину.

В письме к генеральному секретарю Брик сообщила, что, являясь хранителем архива, черновиков, рукописей и личных вещей Владимира Владимировича, она делает всё, чтобы «растущий интерес к Маяковскому был хоть сколько-нибудь удовлетворён». Далее шло перечисление основных проблем, с которыми ей пришлось столкнуться: за неполные шесть лет со дня смерти поэта удалось выпустить лишь половину томов из его академического собрания сочинений; подготовленный к изданию однотомник стихов и поэм даже не набран; книги для детей не выходят совсем; московские власти отказались выделить средства для организации библиотеки в Гендриковом переулке. Письмо заканчивалось словами: «Я одна не могу преодолеть эти бюрократические незаинтересованность и сопротивление».

Сталин отреагировал на обращение достаточно оперативно: прямо на первой странице письма он оставил распоряжение: «Тов. Ежов! Очень прошу вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остаётся лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи».

Позже Лиля рассказывала, что уже через два дня раздался звонок из Кремля, затем состоялась её встреча с партийным деятелем Ежовым, который был «абсолютно возмущён, сказал, что он очень любит Володю, что часто его читает». Во время разговора в кабинете появился редактор «Известий» Борис Таль, записавший «всё, что нужно сделать и издать».

Уже к декабрю Таль подготовил обширный план, предусматривавший ускоренное издание книг поэта массовыми тиражами, организацию дома-музея Маяковского, переименование Триумфальной площади в площадь Маяковского, выпуск портретов Владимира Владимировича, включение его произведений в школьные программы. Канонизация поэта происходила настолько активно, что впоследствии заметил: «Маяковского стали вводить принудительно, как картофель при Екатерине».

Лиля Брик знала об этой фразе Пастернака и в целом была с ним согласна: «Письмо мое помогло, хотя... По обычаям того времени Маяковского начали подавать тенденциозно, однобоко, кастрировали его. Похвала Сталина вызвала кучу фальшивых книг о нём. И этого куцего Маяковского «насильственно внедряли» - в этом Пастернак прав».

В 1930 году у нее начались отношения с военачальником Виталием Примаковым. Осенью 1930 года Примаков уже жил с Бриками в Гендриковом переулке. «Мы прожили с ним шесть лет, он сразу вошёл в нашу писательскую среду... Примаков был красив - ясные серые глаза, белозубая улыбка. Сильный, спортивный, великолепный кавалерист, отличный конькобежец. Он был высокообразован, хорошо владел английским, блестящий оратор, добр и отзывчив» , - вспоминала Лиля Брик.

Виталий Примаков - второй муж Лили Брик

Жизнь Лили Юрьевны с Примаковым была наполнена почти непрерывными переездами. Так, в декабре 1930 года супруги отбыли в Свердловск. О своём пребывании на Урале Брик рассказывала в многочисленных письмах, адресованных Осипу Максимовичу: «Грею воду на примусе и моюсь в резиновом тазу. Сам понимаешь, что не об этом я мечтала».

Затем Виталий Маркович отправился на летние манёвры Приволжского военного округа, и Лиля, последовавшая за мужем в Казань, сообщила Брику, что живут они в небольшом фанерном доме с полевым телефоном и электричеством. Среди их маршрутов - Ростов, Кисловодск, Берлин, Гамбург. Лиля вошла в круг семей военнослужащих, у неё сложились хорошие отношения с Иеронимом Уборевичем и Михаилом Тухачевским, признавшимся при знакомстве, что в ранней молодости он интересовался футуризмом и творчеством Маяковского.

Весной 1935 года Примаков стал заместителем командующего войсками Ленинградского военного округа. В Ленинграде он получил служебное жильё по адресу: улица Рылеева, 11. Через некоторое время в эту квартиру переехали из Москвы Осип Брик с Евгенией Гавриловной Соколовой - женой кинорежиссёра Виталия Жемчужного. Подобное жизненное устройство вызывало недоумение у многих их современников - к примеру, кинорежиссёр Камиль Ярматов, побывавший по приглашению Осипа Максимовича в доме Бриков-Примаковых и заставший там «связанную взаимными симпатиями компанию», писал: «Никак это в моём понимании не укладывалось! Я чувствовал себя безнадёжно отставшим от новейших достижений на семейном фронте».

В августе 1936 года Примаков был арестован на даче под Ленинградом. В загородном доме и в квартире на улице Рылеева прошли обыски, после которых Виталия Марковича перевезли в Москву и поместили в Лефортовскую тюрьму. 11 июня 1937 года суд приговорил его к расстрелу.

Аресты «врагов народа» и членов их семей продолжались, и Осип Максимович предложил близким на время покинуть Москву. В начале сентября он вместе с Евгенией Соколовой выехал в Коктебель, а Лиля с Василием Катаняном отправилась в Ялту. Оттуда она писала Брику, что ей удалось заселиться в большой комнате с видом на море: «Вася абсолютно внимательный - у себя только завтракает, а всё остальное время со мной, и роз у меня уйма».

По воспоминаниям сына Василия Абгаровича, в 1957 году Лиля Юрьевна испытала сильное потрясение, получив справку о пересмотре дела репрессированного мужа, - документ гласил, что «Примаков В. М. реабилитирован посмертно».

В то же время пасынок Примакова - Юрий Витальевич - впоследствии писал, что «Л. Ю. была единственным человеком из тех, кто хорошо знал Виталия Марковича и кто пальцем не пошевелил, чтобы помочь его реабилитации, восстановлению исторической правды о нём».

Сама Брик позже признавалась: «Я не могу себе простить, что были моменты, когда я склонна была поверить в виновность Виталия. К нам приходили его сотрудники, военные, тот же Уборевич... И я могла подумать - почему нет? - что и вправду мог быть заговор, какая-нибудь высокая интрига... И я не могу простить себе этих мыслей» .

Осенью 1937 года у нее начался роман с Василием Абгаровичем Катаняном, с которым Лиля Брик впоследствии прожила четыре десятилетия.

Их роман в начале осложнялся тем, что у её нового избранника была семья. Жена Катаняна - певица и журналист Галина Катанян-Клепацкая - с 1920-х годов общалась с Маяковским и Бриками; с Лилей её связывали тёплые отношения. В своей книге воспоминаний «Азорские острова» Галина Дмитриевна описывала момент знакомства со спутницей Маяковского так: «Первое впечатление от Лили - да ведь она некрасива: большая голова, сутулится… Но она улыбнулась мне, всё её лицо вспыхнуло и озарилось, и я увидела перед собой красавицу - огромные ореховые глаза, чудесной формы рот, миндальные зубы... В ней была прелесть, притягивающая с первого взгляда». Инициатором развода стала Галина Катанян, не пожелавшая, чтобы муж, согласно исповедуемой Бриками «идеологии эгоизма и нигилизма в личных отношениях», жил на два дома.

Если в предыдущем браке в круг общения Лили Юрьевны входили в основном военнослужащие, то, став женой Катаняна, она вновь начала организовывать встречи с представителями литературного сообщества, - речь идёт прежде всего о молодых поэтах Давиде Самойлове, Сергее Наровчатове, Михаиле Кульчицком, Павле Когане, Николае Глазкове. Собиравшиеся в её квартире студенты Московского института философии, литературы и истории (ИФЛИ) и других вузов читали стихи, дискутировали, делились планами. Брик отдельно выделяла среди них Кульчицкого и Глазкова, видя в их творчестве мятежность раннего Маяковского.

После одного из поэтических вечеров, устроенного Лилей Юрьевной, Михаил Кульчицкий рассказал в письме родителям не только о хлебосольности хозяев («Был чай с творожным пирогом, сардины, котлеты, паштет и графин водки на апельсиновых корках»), но и о том, что в их доме «от стихов в любом количестве не устают».

Квартира Брик-Катаняна была оформлена в соответствии со вкусом Лили Юрьевны, в которой, как писал сын Василия Абгаровича, «сочетались буржуазность и социалистические взгляды». На стенах выполненные в традициях кубизма портреты Маяковского соседствовали с африканскими народными картинками; она любила расшитые коврики, старинную керамическую посуду, фикусы, могла из лоскутков сшить «деревенскую» занавеску для окна. В комнате Лили стоял станок для лепки из глины, за которым она проводила немало времени; её скульптурные работы были выполнены на любительском уровне, хотя одна из них, сделанная под руководством Натана Альтмана, позже попала в музей Луи Арагона. Когда из обихода вышли керосиновые лампы, Брик начала их коллекционировать; вскоре, по свидетельству Василия Катаняна-младшего, среди её знакомых возникла мода на такие светильники.

В 1958 году Брик и Катанян переехали в новую квартиру на Кутузовском проспекте, 12. В течение нескольких лет их соседями по дому были Майя Плисецкая и Родион Щедрин. Как вспоминала Майя Михайловна, Щедрин и Василий Абгарович были объединены совместными творческими проектами, а с Лилей, в молодости бравшей уроки хореографии, её сближала любовь к балету: «У Бриков всегда было захватывающе интересно. Это был художественный салон, каких в России до революции было немало. Но большевики, жёстко расправившиеся со всеми «интеллигентскими штучками», поотправляли российских «салонщиков» к праотцам... К концу пятидесятых, думаю, это был единственный салон в Москве».

В июле 1941 года Брики, Василий Катанян и Евгения Соколова начали подготовку к эвакуации. Рукописи, рисунки и личные вещи Владимира Владимировича, находившиеся в квартире в Спасопесковском переулке, были переданы ими на временное хранение в музей Маяковского.

Чтобы формализовать присутствие в «семье» Евгении Гавриловны, Осип Максимович подписал трудовое соглашение, по которому Соколовой было поручено исполнять обязанности его литературного секретаря, - этот договор требовался для получения эвакуационных документов. В августе они вчетвером прибыли в Молотов и разместились в пригородном посёлке Верхняя Курья. В письмах родственникам Лиля Юрьевна сообщала, что им выделены две небольшие комнаты в соседних домах, Осип Брик и Катанян устроились работать в областную газету «Звезда», вопрос с питанием решился: «Хозяева уступают нам молоко, мёд и яйца».

Осенью был достаточно скромно отмечен 50-летний юбилей Лили Юрьевны: Осип Максимович посвятил ей новое стихотворение, Василий Абгарович подарил «машинописный пейзаж», Евгения Гавриловна вручила кусок шоколадной плитки. Среди событий, о которых Лиля упоминала в письмах того времени, было выдвижение на Сталинскую премию книги Катаняна «Литературная биография Маяковского в фактах и датах», а также сдача в печать сочинённого ею детского рассказа «Щен», - так иногда подписывался Маяковский, изображая себя в виде маленького щенка.

Вскоре рассказ привлёк внимание начальника управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Георгия Александрова, возмутившегося тем, что «щенок сравнивается с Маяковским». В принятом весной 1943 года постановлении ЦК ВКП(б) «О работе Молотовского областного издательства» указывалось, что предприятие «разбазаривает бумагу», выпуская такие произведения, как «пошлые рассказы Брик».

Спустя десятилетия негативный отклик на «Щена» прозвучал и со страниц книги Юрия Карабчиевского «Воскресение Маяковского», обратившего внимание на то, что в 1920-х годах герои рассказа из-за холода жили втроём в одной маленькой комнате, и задавшегося вопросом, как могут воспринять дети «это тройное житьё».

В ноябре 1942 года Лиля Юрьевна и Василий Абгарович вернулись в Москву - «в разорённую квартиру с выбитыми окнами». Там их навестил отправлявшийся на фронт Михаил Кульчицкий. Он прочитал написанное накануне стихотворение «Мечтатель, фантазёр, лентяй-завистник! / Что? Пули в каску безопасней капель?» и оставил на листке посвящение: «Л. Ю. Брик, которая меня открыла». Через месяц поэт-ифлиец погиб.

Следующее потрясение ждало Лилю в феврале 1945 года, когда внезапно скончался Осип Максимович. Смерть настигла Брика во время возвращения со сценарной студии домой. Некролог, помещённый в многотиражной газете «Тассовец», подписали несколько десятков человек; на панихиду, проходившую в Литературном институте, прибыли Всеволод Пудовкин, Сергей Юткевич, Виктор Шкловский, Самуил Маршак.

В письмах сестре Эльзе Триоле Лиля, которая, по свидетельству Луэллы Краснощёковой, несколько дней «ничего не ела», признавалась: «Для меня это не то, что умер человек любимый, близкий, когда бывает тяжело, непереносимо, а просто - вместе с Осей умерла и я... У меня нет ни одного воспоминания - без Оси. До него ничего не было. Оказалось, что с ним у меня связано решительно все, каждая мелочь. Впрочем, не оказалось, а я и всегда это знала и говорила ему об этом каждый день: «Стоит жить оттого, что ты есть на свете». - А теперь как же мне быть?» .

Свидетельством того, что боль от утраты не притуплялась достаточно долго, служит дневниковая запись , которая в 1948 году рассказывала о встрече с Лилей Брик, пришедшей к актрисе с томиком избранных произведений Маяковского и любительской фотографией поэта. По словам Раневской, во время разговора Лиля Юрьевна призналась, что отказалась бы от всего, что было в её жизни, даже от Маяковского, чтобы вернуть Осипа Максимовича: «Мне надо было быть только с Осей».

Лиля Брик и спецслужбы:

Слухи о возможной причастности Бриков к политическим спецслужбам циркулировали в литературном сообществе, начиная с 1920-х годов. Так, занимавшийся изучением этой темы Бенгт Янгфельдт воспроизвёл фразу Бориса Пастернака о том, что ему было «страшно» слышать, как Лиля Юрьевна говорила гостям салона: «Подождите, скоро будем ужинать, как только Ося [придёт] из Чека».

На дверях квартиры Маяковского-Бриков в течение некоторого времени висела эпиграмма, написанная предположительно : «Вы думаете, здесь живёт Брик, исследователь языка? / Здесь живёт шпик и следователь Чека».

Писательница Лидия Чуковская в книге «Записки об Анне Ахматовой» рассказывала о том, как отзывалась о кружке избранных лиц, собиравшихся вокруг Лили: «Литература была отменена, оставлен был один салон Бриков, где писатели встречались с чекистами».

В годы перестройки, когда стали открываться малодоступные архивы, публицист Валентин Скорятин разместил на страницах «Журналиста» (1990, № 5) информацию о найденных в хранилищах НКИД материалах, согласно которым Осипу Максимовичу принадлежало удостоверение ГПУ № 24541, а Лиле Юрьевне - № 15073.

Осип Брик, по данным исследователей, числился уполномоченным 7-го отделения секретного отдела с июня 1920-го по январь 1924 года и был уволен «как дезертир» за уклонение «от участия в чекистских операциях» (в архивах были найдены подписанные медиками многочисленные справки об освобождении его от службы).

Лиля Юрьевна получила удостоверение в 1922 году - как предположил Бенгт Янгфельдт, этот документ, зарегистрированный за пять дней до отъезда Брик в Англию, не являлся свидетельством её деятельности в ГПУ: вероятно, он был необходим для ускорения процедуры оформления загранпаспорта.

Тем не менее в окружении Бриков и Маяковского было действительно немало чекистов. Свидетельством того, что поэт в ту пору весьма лояльно относился к политическим спецслужбам, являются написанные им в 1920-х годах строчки «Солдаты Дзержинского нас берегут», «Бери врага, секретчики!», «Плюнем в лицо той белой слякоти, сюсюкающей о зверствах Чека», «ГПУ - это нашей диктатуры кулак сжатый».

По воспоминаниям художницы Елизаветы Лавинской, с определённого момента «на лефовских "вторниках" стали появляться все новые люди - Агранов с женой, Волович, ещё несколько элегантных юношей непонятных профессий». Пришедшего в салон начальника особого отдела ОГПУ Агранова представил присутствующим сам Маяковский, сообщивший, что Яков Саулович занимается «в органах госбезопасности вопросами литературы».

Став постоянным посетителем салона Лили Брик, Агранов вошёл в круг близких знакомых Маяковского (по некоторым данным, Владимир Владимирович называл чекиста «Янечкой» и «Агранычем»), а после смерти поэта принимал самое активное участие в организации его похорон - в некрологе, подписанном «группой товарищей», фамилия Якова Сауловича стояла первой.

Молва связывала хозяйку салона и её влиятельного гостя «особыми отношениями» - к примеру, Майя Плисецкая писала, что Лиля Брик «была любовницей чекиста Агранова, заместителя Ягоды». Эту информацию опроверг писатель Василий Катанян - в своей книге воспоминаний он привёл слова Лили Юрьевны по поводу её романа с комиссаром госбезопасности: «Я не слышала, чтобы наши имена как-то связывали. Это появилось позже, когда Агранова расстреляли. Но вообще стоило мне приветливо поговорить с мужчиной или, наоборот, отринуть его, как тут же появлялось сочинение на тему «Лиля Брик и NN» и шло по городу, обрастая подробностями».

Лиля Брик и кинематограф:

Начав сниматься в фильме «Барышня и хулиган» в 1918 году, Маяковский сообщил находившейся в Петрограде Лиле: «Играю в кинемо. Сам написал сценарий. Роль главная». Брик в ответном письме попросила: «Милый Володенька, пожалуйста, детка, напиши сценарий для нас с тобой».

Уже через месяц газета «Мир экрана» оповестила читателей о приобретённом студией «Нептун» новом сценарии поэта, названном «Закованная фильмой». В основу сюжета автор положил историю встречи неприкаянного Художника и сошедшей с экрана Балерины; образы главных героев создавались с учётом актёрской органики будущих исполнителей - Маяковского и Лили Юрьевны.

Картина была снята достаточно быстро, Брик вела себя на площадке непринуждённо и порой даже успокаивала Владимира Владимировича. Однако экранная история любви до зрителей не дошла из-за того, что во время пожара в кинокомпании плёнка была уничтожена. Тем не менее благодаря Маяковскому, который приносил домой из монтажной разрозненные срезки, Лиле удалось сохранить часть исходных записей. Впоследствии она передала эти фрагменты итальянскому поэту-авангардисту Джанни Тотти, который создал на их основе полнометражную версию «Закованной фильмой».

В 1929 году Брик выступила в роли создателя картины: вместе с режиссёром Виталием Жемчужным она не только написала сценарий документально-игрового фильма «Стеклянный глаз», но и участвовала в его производстве как постановщик. Лента представляла собой пародию на «целлулоидные страсти», которыми изобиловал чёрно-белый кинематограф того времени. Для участия в съёмках Лиля Юрьевна пригласила Веронику Полонскую, поспособствовав тем самым знакомству Маяковского с молодой актрисой МХАТа, включённой через год поэтом в число членов его семьи.

Сразу после выхода «Стеклянного глаза» Брик предложила «Межрабпомфильму» сценарий, озаглавленный «Любовь и долг, или Кармен». В своих воспоминаниях Лиля Юрьевна рассказывала, что её новый замысел очень нравился Маяковскому, который мечтал сыграть в очередной кинопародии роль апаша. Предполагалось, что к работе подключатся друзья и близкие знакомые поэта; участники будущей картины готовы были отказаться от гонорара - им требовался только съёмочный павильон. Однако проект оказался нереализованным: члены Главного репертуарного комитета остались недовольны тем, что авторы фильма намерены «на протяжении 1800 метров одевать и раздевать, целовать и душить, арестовывать и освобождать, закалывать Кармен - и не в одном виде, а в целых 4-х». Протокол заседания главреперткома завершался вердиктом: «Сценарий запретить категорически без права каких-либо переделок».

В канун 80-летия Маяковского режиссёр Сергей Юткевич приступил к съёмкам телевизионной ленты «Маяковский и кино», в которой планировалось собрать фрагменты всех киноработ поэта, включая «Закованную фильмой». Идея вызвала протест со стороны директора и парторга музея Маяковского, обратившихся в ЦК КПСС с просьбой обратить внимание на картину, в которой «глашатай революции, полпред Ленинской партии в поэзии... выступает в роли хулигана и в роли скучающего художника»: «Главное, чего хочет С. Юткевич, - это показать советскому зрителю, как "садилась на колени" Маяковскому Л. Ю. Брик». В результате работа над фильмом была приостановлена.

Кампания против Лили Брик

С конца 1950-х годов имя Лили Брик стало исключаться из книг, посвящённых творчеству Маяковского. Начало так называемой «антибриковской кампании» было связано с выходом в свет книги «Новое о Маяковском», представлявшей собой 65-й том серии «Литературное наследство» (издание Академии наук СССР, 1958). В нём было напечатано более ста писем поэта, адресованных Лиле Юрьевне. В предисловии, сопровождавшем публикацию, Брик рассказала о том, какую роль играла эта переписка в их совместной жизни, а также пояснила, почему в письмах часто упоминается Осип Брик.

Книга вызвала ряд негативных откликов. Так, в московском издании «Литература и жизнь», выпускавшемся под эгидой Союза писателей РСФСР, появились две статьи: «Новое и старое о Маяковском» (7 января 1959 года) и «Против клеветы на Маяковского» (10 апреля 1959 года). Их авторы - Владимир Воронцов и Алексей Колосков - выразили сомнение в необходимости публикации писем, носящих «в подавляющем большинстве личный, интимный характер».

Кроме того, отзывы о 65-м томе «Литературного наследства» были отправлены секретарю ЦК КПСС Михаилу Суслову. Автор одного из обращений - сестра поэта Людмила Владимировна - расценила публикацию как вторжение в частную сферу: «Брат мой, человек совершенно другой среды, другого воспитания, другой жизни, попал в совершенно чужую среду, которая кроме боли и несчастья ничего не дала ни ему, ни нашей семье».

Писатель Фёдор Парфёнов, также отправивший письмо в ЦК, охарактеризовал книгу как «галиматью», а её составителей назвал «молодчиками».

Реакция власти последовала незамедлительно: в специальном закрытом постановлении ЦК КПСС от 31 марта 1959 года книга «Новое о Маяковском» была «подвергнута жёсткой партийной критике»; любые ссылки на неё в научных работах были запрещены; специалисты музея Маяковского, участвовавшие в работе над рукописями и допечатной подготовке материалов, были освобождены от занимаемых должностей.

С этого момента контроль за выходом учебных пособий и монографий о творчестве поэта усилился: к примеру, в 1961 году при вёрстке книги «Маяковский. Биография» («Учпедгиз») цензор в служебной записке указала, что в пособии размещены «оскорбительные» рисунки, на которых «автор изображает себя в виде щенка». Кроме того, цензор выступила с предложением удалить из издания сведения о самоубийстве Маяковского. Подобным же образом были запрещены к печати письма, изначально включённые в 13-томное собрание сочинений поэта («Художественная литература», 1961).

В 1966 году очередная работа Лили Юрьевны вновь всколыхнула общественность: её статья «Предложение исследователям», фрагменты которой вышли в «Московском комсомольце», а полная версия - в журнале «Вопросы литературы», вызвала недовольство газеты «Известия», написавшей, что коллеги, допустившие в печать новый материал Брик о Маяковском, проявили «неразборчивость».

В защиту Лили Юрьевны выступил писатель , который в открытом письме отметил: «Нравится или не нравится Л. Ю. Брик авторам статьи, но это женщина, которой посвящён целый ряд замечательных произведений Маяковского. Это женщина, с которой связано 15 лет творчества поэта. Наконец, это женщина, которая была для Маяковского членом его семьи и о которой в своем последнем письме он писал «Товарищу правительству», прося позаботиться о ней наравне с матерью и сестрами».

Несмотря на заступничество Симонова и других литераторов, имя Лили Брик вычёркивалось из изданий и в дальнейшем. В 1973 году на совещании, проходившем в Главном управлении по охране государственных тайн в печати, рассматривался вопрос о двух материалах, запланированных к публикации на страницах журнала «Новый мир». В одном из них, написанном Маргаритой Алигер, рассказывалось об обращении Лили Юрьевны к Сталину; в другом - за авторством Василия Катаняна - воспроизводились малоизвестные детали из биографии поэта. Докладывая о принятых мерах, заместитель главы ведомства сообщил, что по указанию ЦК из статьи Маргариты Алигер удалены все упоминания о Лиле Брик, а материал Катаняна снят с номера.

О проблемах, связанных с включением имени Лили Брик в книги о Маяковском, рассказывал и сотрудник Института мировой литературы имени А. М. Горького Олег Смола, работавший в начале 1980-х годов над сборником избранной лирики поэта. Пытаясь противостоять цензуре, он обратился к Юрию Андропову с просьбой о содействии: «Изъять из книги имя Л. Ю. Брик - значит, по существу перечеркнуть саму книгу». Ответ, полученный не от генерального секретаря, а из Госкомиздата, оказался обтекаемым: «На наш взгляд, Ваша вступительная статья требует определённой доработки»; фамилия Брик в окончательной редакции была вычеркнута.

В сравнительно недавние времена в официальной печати явно поощрялась и раздувалась тенденция: притушить роль Бриков в жизни и творчестве Маяковского, а то и свести её на нет. Доходило до курьезов: на одной из известных фотографий путём плутовской ретуши Лилю отсекли от Владимира, от неё остался только каблук.

Самоубийство Лили Брик

В июне 1970 года умерла Эльза Триоле. В последнем письме Лиле, отправленном за десять дней до кончины, Эльза сообщала о хлопотах Арагона в связи с возможным приездом Брик и Катаняна в Париж, - речь шла о визовых проблемах, которые писателю пришлось решать на уровне посольств.

После возвращения с похорон младшей сестры Лиля Юрьевна призналась, что Луи Арагон предложил ей с мужем сменить место жительства и переехать во Францию. Она отказалась: «У меня в Москве всё, там мой язык, там мои несчастья. Там у меня Брик и Маяковский» .

С конца 1960-х годов Лиля Юрьевна жила в основном в Переделкине, где семья имела небольшой дом, в котором почти постоянно находились гости. Среди тех, кто в ту пору приезжал к Брик и Катаняну, были Юрий Любимов, Татьяна Самойлова, Андрей Миронов, Мстислав Ростропович, Микаэл Таривердиев.

Лиля Юрьевна поддерживала контакты с Пабло Нерудой, знакомство с которым произошло благодаря Эльзе Триоле, - чилийский поэт периодически звонил Брик, иногда присылал подарки: книги, глиняные игрушки, корзины с бутылками кьянти. В одном из писем он отправил посвящённое ей стихотворение, в котором были строки: «Я не знал костра её глаз и только по её портретам на обложках Маяковского угадывал, что именно эти глаза, сегодня погрустневшие, зажгли пурпур русского авангарда» .

Когда в Москву приехал на гастроли театр «Марсельский балет», то возглавлявший его Ролан Пети несколько раз навестил Лилю Юрьевну. В репертуаре его театра был спектакль «Зажгите звёзды», в основе которого лежала история любви Брик и Маяковского. По словам , в этом балете присутствовали «картины, поражающие своим психологизмом, своей многозначностью», - к примеру, «дуэт с возлюбленной, Лилей, которая становится Вечной Музой поэта, и воображаемая встреча зрелого поэта с юным Маяковским». Брик не смогла посмотреть этот спектакль, но в знак благодарности передала Ролану Пети рисунок Фернана Леже «Танец».

Бывавший в Переделкине французский литератор и фотограф Франсуа-Мари Банье в декабре 1975 года разместил на страницах газеты Le Monde статью, в которой рассказал, что возлюбленная Маяковского осталась привлекательной даже в весьма зрелом возрасте: «Внешний угол её глубоко посаженных глаз подчёркивает линия чёрного карандаша... Руки у неё маленькие и очень тоненькие, разговаривая, она пользуется ими, словно играя гаммы. Что у Лили удивительно - это голос и её манера говорить. Голос как струнный квартет. Обаяние её сверкает, как весна».

Брик почти до последних дней вела большую переписку - в частности, обменивалась корреспонденцией с пережившими ГУЛАГ литераторами и Татьяной Лещенко-Сухомлиной, детьми репрессированных военных деятелей Петром Якиром и Владимирой Уборевич.

Специально для Владимиры Иеронимовны Лиля Юрьевна подготовила воспоминания о её близких, которые начинались словами: «Мирочка, дорогая, постараюсь написать для Вас то, что помню о Вашей, милой моему сердцу, семье». Незадолго до кончины Брик нашла адрес проживавшей в США Татьяны Яковлевой и сообщила ей, что сумела сохранить все письма «парижской возлюбленной» Маяковского. Позже Яковлева рассказала писательнице Зое Богуславской, что она откликнулась на неожиданное послание из Москвы: «Так что перед смертью мы объяснились. И простили друг друга».

В 1973 году в СССР широко отмечалось 80-летие со дня рождения Маяковского. На официальных мероприятиях Брик не присутствовала, но в её дом на семейный вечер по случаю дня рождения поэта прибыло немало гостей.

Через три года, когда Лиле Юрьевне исполнилось 85 лет, торжество в её честь устроил Ив Сен-Лоран: на обед в парижский ресторан Maxim"s были приглашены многие её друзья и знакомые, включая Полину и Филиппа Ротшильдов - владельцев винодельческих предприятий, которые, бывая в Москве, неизменно навещали Брик. Один из подарков Полины - норковую шубу из коллекции Кристиана Диора - Лиля Юрьевна носила вплоть до последней своей зимы.

12 мая 1978 года Лиля Юрьевна, находясь в Переделкине, получила перелом шейки бедра, после которого утратила возможность вести прежний образ жизни. Несмотря на хороший уход и постоянное присутствие близких, она постепенно угасала и всё больше чувствовала собственную беспомощность. 4 августа, дождавшись, когда Василий Абгарович уедет в Москву, а домработница отлучится на кухню, Брик написала записку, в которой извинилась перед мужем и друзьями и попросила никого не винить в своей смерти. Затем она приняла большую дозу нембутала. Спасти её не удалось.

Через три дня состоялось прощание. На панихиде выступали Валентин Плучек, Константин Симонов, Рита Райт, Маргарита Алигер, Александр Зархи. Проститься с Брик прилетел из Грузии Сергей Параджанов с сыном Суреном. Кремировали её в том же здании, где и Маяковского.

Единственным советским изданием, разместившим небольшой некролог в связи со смертью Брик, оказалась «Литературная газета». Зато зарубежная пресса подготовила много публикаций - так, одна из японских газет откликнулась на кончину «музы русского авангарда» словами: «Если эта женщина вызывала к себе такую любовь, ненависть и зависть - она не зря прожила свою жизнь».

Разбирая архивы, Василий Абгарович нашёл написанное Лилей Юрьевной завещание, в котором она просила развеять её прах в Подмосковье. Катанян выполнил просьбу жены: последний обряд был проведён на одном из полей под Звенигородом. Позже там появился памятник-валун с буквами - ЛЮБ.

1 июня 2015, 13:02

В жизни каждого великого поэта есть женщина, вдохновлявшая его на творческие прорывы. Ещё в школе нас научили, что такой музой для Владимира Маяковского была Лиля Брик. Муз других поэтов мало кто знал, её же знали все. Мы говорили Брик, подразумевали - Маяковский. С приходом "перестройки" как будто плотину прорвало: "злой гений пролетарского поэта", "роковая женщина", "пиковая дама" и даже "тифозная вошь советской поэзии". Не настолько я люблю Маяковского, чтобы сильно волноваться по её поводу, но погрузившись в глубины "бриковедения", просто изумился: как могли умные, сильные и талантливые люди подчиняться этой, не знаю даже как её назвать, женщине. Впрочем, всё по порядку.

Лили Уриевна Каган (1891-1978). Отец - присяжный поверенный (адвокат) московской судебной палаты. Мать - Елена Берман, родом из Риги, окончила Московскую консерваторию, любила устраивать дома музыкальные вечера.

Юная Лиля, не имея особых талантов, после окончания гимназии в 1909 году "искала себя" в различных областях: математика, архитектура, лепка, балет. Как оказалось, истинным её призванием было соблазнение мужчин. Ещё в юности она закрутила роман с собственным дядей, забеременела от учителя физики, и пошло-поехало, как говорится, направо и налево - никакого удержу. "Лучше всего знакомиться в постели", - её слова. Позже сексуальная маньячка смекнула, что "это дело" должно давать ещё и материальное удовлетворение. Она жаждала славы, обожала помыкать мужчинами. Присосаться к знаменитости и использовать её в своих целях - вот что стало содержанием всей её жизни!

Ещё в 13 лет гимназистка Лиля безответно (редкий случай!) влюбилась в сына коммерсанта-ювелира Осипа Брика. Только отточив до совершенства технику обольщения, она его дожала, и в 1912 году они поженились.

В 1917-м грянула революция. Побывавший в РСДРП (1908-1910 гг) и настроенный на слом всего старого, Маяковский без труда вписался в новую реальность. Другое дело Лиля и Осип Брики, - им пришлось приспосабливаться. Для того чтобы выжить, а тем более вести безбедную и весёлую жизнь, надо было служить новой власти. А власти надо было знать, что творится в умах деятелей искусства. Анна Ахматова говорила: "Литература была отменена, оставлен был один салон Бриков, где писатели встречались с чекистами". (Л. Чуковская "Записки об Ахматовой"). Курировал это гнездо Яков Агранов - "палач русской интеллигенции", причастный к расстрелу поэта Николая Гумилёва.

Бывал там и Сергей Есенин:

Вы думаете, кто такой Ося Брик?
Исследователь русского языка?
А он на самом деле шпик
И следователь ВЧК.

Да, это не гипотеза, а утверждение - боец сексуального фронта Лиля Брик и её соратник Осип Брик были сотрудниками ОГПУ. Номера удостоверений: № 15073 - Лили и № 25541 - Осипа. С 1920-го по 1923-й год он работал юристом в ВЧК, был уволен: "медлителен, ленив, неэффективен", но, как известно, бывших чекистов не бывает. Поэт Алексей Кручёных рассказывал, что во времена НЭПа эта парочка, зная кого из богатеев вскоре арестуют, приходила и уговаривала сдать им на "временное хранение" все ценности. Этакие Лиса Алиса и Кот Базилио от ГПУ. Мало кто оттуда возвращался. Переводчица Рита Райт-Ковалёва рассказывала, как Лиля пыталась её завербовать в качестве осведомителя в эмигрантских кругах Берлина.

В Москву они перебрались в 1919 году и везде жили втроём - так решила ударница секса Лиля Брик - главнокомандующая этой странной революционной семьи. Окружающих это шокировало, интриговало или вызывало недоумение.

В 1922 году у Лили был серьёзный роман с бывшим заместителем наркома финансов, председателем Промбанка Александром Краснощёковым. Ресторанные кутежи, щедрые подарки - через год его арестовали за огромную растрату, дали шесть лет. Всесильный Агранов был бессилен. Но какова наша героиня: после визита к самому Льву Каменеву любовник был на свободе! Михаил Пришвин, хорошо знавший Бриков, записал в дневнике: "Ведьмы хороши и у Гоголя, но всё-таки нет у него и ни у кого такой отчётливой ведьмы, как Лиля Брик".

В 20-х годах Лилин талант совращения мужчин невероятно окреп и стал приносить ощутимые плоды - будучи никем, она превратилась в широко известную фигуру столичной богемной жизни. Как ей удавалось при такой страшненькой внешности сходу укладывать в постель знающих себе цену козырных королей и тузов? Умна, начитана, хороший вкус и манеры, дорого и модно одета. Среди её любовников были: режиссёр Лев Кулешов (Пудовкину удалось оторваться), танцовщик Асаф Мессерер, писатель Юрий Тынянов, художник Фернан Леже, начальник секретного отдела ОГПУ Яков Агранов, политический деятель из Киргизии Юсуп Абдрахманов и многие, очень многие другие. Современники отмечали её дьявольское обаяние, хитрость и коварство. Как можно было заставить "агитатора, горлана, главаря" покупать ей за границей чулки и трусы ("Рейтузы розовые 3 пары, рейтузы чёрные 3 пары, чулки дорогие, иначе порвутся…"), публично плакать и умолять его простить? Она цинично упивалась своей властью над Маяковским и откровенно издевалась над ним. А он страдал от ревности: "…Жизни без тебя нет. Я сижу в кафе и реву".

Василий Катанян: "Власть Лили Юрьевны над Маяковским была безмерна всегда, до конца его дней. Еще в двадцать девятом Маяковский говорил, что если бы Лилечка сказала, что зимой босиком с Таганки надо на цыпочках идти в Большой театр, то, значит, так и надо было делать…"

В 1926-м году Маяковский получил четырёхкомнатную квартиру в Гендриковом переулке №13/15, где прописал Бриков. Все эти годы Маяковский много работал и страдал от бесчисленных измен своей Лилечки. "Страдать Володе полезно, он помучается и напишет хорошие стихи", - считала она. А за стихи получит деньги, от которых его быстро освобождали расточительные члены семьи. Телеграммы тех лет: "Всё благополучно. Жду денег", - это Лиля. "Киса просит денег", - это Ося. "Мне и рубля не накопили строчки" ("Во весь голос"). Ещё бы: он привёз по заказу Лили из Парижа автомобиль "Рено" и она стала одной из первых в Москве женщин-автомобилисток.

Осип говорил, что в Лиле его привлекает удивительная жажда жизни и умение делать каждый день праздником. Без денег "Волосика" (он же "Щен", то есть щенок) этот фейерверк радости долго бы не продлился. Подозреваю, что эта волчица всех окружающих считала по сравнению с собой просто щенками. Только Осю - умным щенком.

Вот один интересный эпизод из воспоминаний современников. Один бывший ЛЕФовец рассказывал о занятиях их кружка на квартире Бриков. "Брик с ними занимался, а Лиля приносила им чай и пирожные и поглядывала на молодых людей. Вначале они все в нее влюбились: и было в ней что-то необыкновенное, хотя бы и одежда: тогда так, по парижской моде, мало кто одевался, они такого и не видели. Но главное было то, что ее любил Маяковский - их кумир.

Однако Брик их быстро охладил. Осип показал ребятам такие порнографические карточки Лили Юрьевны и такое про неё рассказал, что она им всем стала противна". Странная семейка!

Нельзя сказать, что Брики были совсем уж бездельниками. После встречи с Маяковским Осип стал литератором: занимался филологией, журналистикой, писал киносценарии и даже считался идеологом ЛЕФа - "Левого фронта искусств". Нарком просвещения Луначарский называл его "злым гением Маяковского" и характеризовал как "человека, не имеющего никаких убеждений". Лиля занималась изданием книг поэта, крутилась в киношной среде, что-то переводила. Всё это было связано с Маяковским и благодаря его авторитету.

В конце 20-х годов политическая обстановка в СССР изменилась. Поэт этого поначалу не понял. Такие буйные авангардисты искусства, романтики и певцы революции были уже не нужны. В газетах была организована настоящая травля. Автора поэмы "В. И. Ленин” называли "попутчиком советской власти". В стихах поэта появились ноты разочарования, злее стало обличение недостатков. Прославлять "новую" власть он не собирался. Его талантливые сатирические пьесы "Баня" и "Клоп" прошли без успеха. На встречах с читателями с мест раздавались оскорбительные выкрики. Распустили слух, что поэт болен сифилисом. Рвался в Париж - не пустили никуда, - дверца клетки захлопнулась. За всем этим чувствовалась твёрдая рука главного литературоведа страны.

Время подвалов НКВД было ещё впереди, и с видными фигурами пока расправлялись по-тихому. Наступил момент, когда для власти (да и для Бриков) от мёртвого Маяковского было бы больше пользы, чем от живого. Есть свидетельства, что Брики и Агранов настойчиво подталкивали поэта к самоубийству, постоянно напоминали ему об этом варианте выхода из жизненного тупика. Строчка "Ваше слово, товарищ маузер!" стала пророческой.

И это случилось 14 апреля 1930 года в коммунальной квартире №12 дома №3 по Лубянскому проезду, где у поэта была своя комната - рабочий кабинет. Актриса Вероника Полонская после разговора с поэтом "…вышла за дверь его комнаты, он оставался внутри её, и направляясь чтобы идти к парадной двери квартиры, в это время раздался выстрел в его комнате…" (Из протокола допроса). Когда следствие ведёт сам убийца, всё можно сделать "шито-крыто", но здесь "органы" изрядно напортачили.

1. У Маяковского было несколько зарегистрированных на него пистолетов, подаренных друзьями-чекистами. В первых протоколах зафиксировано, что стреляли из маузера (указан номер), но такой пистолет за ним не числился. Потом всплывает браунинг, подарок самого Я. Агранова - номер тоже не тот. Следователи почему-то не проверили, за кем числится это оружие (!!!). Пуля, гильза - всё сгинуло в карманах Агранова. Странная путаница.

2. Труп обнаружен на полу, но сфотографирован на диване.

3. Сторонники версии самоубийства всегда трясли окровавленной рубахой Маяковского. До передачи в музей в 50-х годах она хранилась у самой Лили Брик. На рубашке нет следов пороха - значит стреляли с какого-то расстояния. За те несколько секунд после ухода Полонской Маяковский не мог успеть: встать с дивана, достать пистолет, взять его в левую руку и, максимально отведя её вперёд, произвести выстрел. Так самоубийцы не делают. Правда, современные исследователи утверждают, что выстрел был произведён в упор, что вовсе не исключает присутствия убийцы.

4. Из протоколов допроса соседей можно сделать вывод: Полонская врёт и в момент выстрела она находилась в комнате. Возникает подозрение, что всё было не так, как она рассказывает. Возможно, собираясь уходить, она кого-то впустила в комнату.

5. Версия самоубийства целиком держится на показаниях Норы Полонской. Маяковского мучил вопрос, а не по поручению ли ОГПУ она в него "влюбилась". Ведь их познакомила сама Брик. Отношения Брик и Полонской строились по форме "начальник - подчинённый" ("… она вызвала меня к себе", - пишет Полонская). Именно для этого разговора Маяковский и привёз её в тот трагический день. И ещё. Будь она для ОГПУ чужим человеком, на неё бы с удовольствием повесили "убийство из ревности". Короче говоря, показаниям Полонской, а тем более изворотливой лгуньи Брик верить нельзя.

6. После гибели поэта обе дамочки стали взахлёб подтверждать версию следствия склонностью Володи к самоубийству. Родственники и друзья, не связанные с Бриками, наоборот, такую возможность отрицали. Когда недоброжелатели задавали поэту вопрос, а не собирается ли он покинуть сей мир, он говорил, что не покончит с собой, прежде всего из-за любви к матери.

Последний разговор с Полонской был для него так важен, что он накануне составил его план. Пункт №11: "Я не кончу жизнь не доставлю такого удовольствия художественному театру". Из протокола допроса соседки Татаринской: " 10 ч. 3 м. приблизительно постучался Влад. Владим. и был очень спокоен. Просил спички прикурить папиросу. Я предложила ему взять квитанции из Гиза и деньги. Взяв в руки, он вернулся от дверей и подав мне сказал "Я вечером с вами оговорю". И это за несколько минут до смерти (выстрел в 10.15)!

7. "Предсмертное" письмо, судя по всему, было подделкой:

Его нашли не в той комнате на Лубянке, где всё произошло, и не в его комнате в Гендриковом переулке, а в общей с Бриками столовой. Удачную находку среди других бумаг (!) обнаружил, конечно же, сам Агранов;

Написано письмо на вырванном из гроссбуха листе, наспех, карандашом, хотя поэт пользовался только ручкой. "Заполучить ручку поэта даже на короткое время было весьма трудно. Да и подделать почерк чужой авторучкой почти невозможно: необходимо прежде выяснить наклон. Но все эти сложности устраняются, если воспользоваться карандашом. А уж сам почерк - сущий пустяк для профессионалов из ведомства Агранова. Не такие документы стряпались!.." ("Скорятин 1998");

На письме проставлена дата: 12 апреля. Как будто поэт ограничил срок своей жизни двумя днями, но почему-то запланировал много дел и встреч на загробный период. Возможно, убийство было назначено на 12 апреля на квартире в Гендриковом переулке, но по каким-то причинам сорвалось;

Сама Брик писала своей сестре Э. Триоле в Париж 12 мая 1930 года: "Стихи из предсмертного письма были написаны давно, мне, и совсем не собирались оказаться предсмертными". Только строчку "С тобой я в расчёте" заменили на "Я с жизнью в расчёте";

Современников поэта насторожил стиль письма, как будто надёргали и собрали вместе его цитаты. "Его надо было убрать. И его убрали… Ничего подобного поэт написать не мог". (Сергей Эйзенштейн).

8. Вполне достоверна и имеет подтверждения версия о том, что Маяковский если и не был штатным агентом ОГПУ, то по крайней мере выполнял какие-то секретные поручения за границей. Есть целый список не просто знакомых, а друзей-чекистов, с которыми он отдыхал, и которые жили у него на квартире. Он посвятил им стихотворение "Солдаты Дзержинского". Пять зарегистрированных пистолетов - кому такое позволят? За границей бывал часто и там сорил деньгами.

Во время поездки Маяковского в Америку в 1925 году загадочно погибли, а вернее убиты по приказу Сталина два человека: опекавший поэта во время поездки Исайя Хургин - председатель правления Амторга, через который шла подпольная работа Коминтерна и ГПУ, и Эфраим Склянский - бывший заместитель Троцкого в Реввоенсовете. Поехали отдохнуть на природу и оба утонули! Возможно, Маяковский слишком много об этом знал, кому-то рассказал, что-то сделал не так, как поручили. Незадолго до гибели, увидев на улице поэта Жарова, он подошёл к нему со словами: "Меня могут арестовать". Из опубликованных агентурных сведений ОГПУ следует, что в последние дни за Маяковским велась слежка. Сразу после смерти поэта его бумагами занимался сам начальник контрразведывательного (!) отдела ОГПУ С. Гендин.

9. За несколько дней до гибели поэта Яков Агранов сказал Лиле Брик, что им с Осей надо на время уехать, а в квартире "поживёт наш товарищ" (!!!). Это был чекист Лев Эльберт (Сноб). Не он ли и убил Маяковского, а Полонская была нужна для подтверждения версии самоубийства? Считается, что Брики были в Лондоне, где проживала мать Лили (!), но уж слишком быстро они оказались в Москве после смерти поэта. Все поведение Бриков свидетельствует о том, что они знали, что Маяковский будет убит.

На вопрос о причинах гибели Маяковского Анна Ахматова замечательно ответила: "Не надо было дружить с чекистами".

Похороны были организованы ОГПУ. Его сотрудники и писатели - в почётном карауле. Мимо гроба прошло 150 тысяч человек. На улицах - людское море. Полонской Брик запретила туда приходить. На всякий случай её продержали на даче показаний. Поведение Лили Брик на похоронах многих неприятно удивило: в крематории с интересом наблюдала в глазок печи как сгорает труп. Урну с прахом не забирала целый месяц.

Л. Брик, будучи замужем за О. Бриком, не состоящая ни в каких родственных отношениях с Маяковским, получила в наследство всё его имущество, архивы, деньги, пожизненную пенсию и половину гонораров от будущих изданий его произведений! Грандиозно! За какие заслуги? (Вторую половину поделили между матерью и сёстрами поэта). Предсмертная записка никакой юридической силы не имела и прав на наследство у Брик не было.

Упомянутой в завещании Полонской дали путёвку в санаторий и всё! Это Лиля уговорила её отказаться от своей доли дохода от публикации произведений поэта. 50 рублей в конверте, ежемесячную помощь Маяковского сестре, за которой она должна была зайти в день смерти, представили как окончательный расчёт с семьёй. Вызывающие изумление цинизм и подлость!

Анна Ахматова видела её в тот период: "… на истасканном лице наглые глаза".

Вскоре после гибели Маяковского хитроумная Лиля развелась с Осипом Бриком и захомутала красного командира Виталия Примакова, с 1935 года - комкора. Поселились в кооперативной квартире Маяковского на Арбате, и что поразительно - Осип Брик жил с ними! В гостях бывали: Тухачевский, Уборевич, Якир, Путна. В 1937-м году Примакова и всех упомянутых расстреляли. Обычно судьбы жён врагов народа складывались трагически, но это не тот случай. Интересно, узнал ли на допросах Примаков, что на него доносила его дорогая жёнушка?

Вскоре сгинул в страшных подвалах ОГПУ и её покровитель и любовник, заместитель Ягоды, Яков Агранов, "дорогой Янечка". Выкосили и завсегдатаев литературного салона Бриков. Есть легенда, похоже, сочинённая самой Лилей Брик в своё оправдание. Якобы и она была в расстрельных списках, но Сталин начертал резолюцию: "Маяковский - талантливейший поэт нашей эпохи. Не трогайте жену поэта". Он не знал, что она ему не жена?

В 1945 году от разрыва сердца умер Осип Брик. "Когда умер Ося, не стало меня", - театрально заявляла она. Это был единственный человек, которого она, якобы, любила. Скорее ценила, не верю я в способность таких особ кого-то любить. А вот он её не любил и был равнодушен к её изменам. В 1925 году у него появилась "гостевая" жена - симпатичная Евгения Соколова (Жемчужная), ставшая его секретарём. После смерти Оси Лиля ей помогала. "Я не добра. Доброта должна идти от сердца. А у меня она идёт от ума". Такие поступки работают на репутацию и биографию.

Любила ли Лиля Брик Владимира Маяковского? Разумеется, нет. Она сама писала, что её раздражало в нём всё, включая внешность и даже фамилию, похожую на "пошлый псевдоним". Художница Елизавета Лавинская, подруга сестры поэта, близко знавшая Бриков, писала: "В 1927 году поэт собрался жениться на одной девушке, что очень обеспокоило Лилю… Она ходила расстроенная, злая, говорила, что он (Маяковский), по существу, ей не нужен, он всегда скучен, исключая время, когда читает стихи. Но я не могу допустить, чтобы Володя ушёл в какой-то другой дом…".

Л. К. Чуковская вспоминала, как ездила в Москву к Брикам по поводу издания однотомника В. Маяковского. "Общаться с ними было мне трудно, - признавалась Лидия Корнеевна, - весь стиль дома - не по душе. Мне показалось к тому же, что Лиля Юрьевна безо всякого интереса относится к стихам Маяковского".

Актриса Фаина Раневская вспоминала: "Вчера была Лиля Брик, принесла "Избранное" Маяковского и его любительскую фотографию. Говорила о своей любви к покойному… Брику. И сказала, что отказалась бы от всего, что было в её жизни, только бы не потерять Осю. Я спросила: "Отказалась бы и от Маяковского?" Она не задумываясь ответила: "Да, отказалась бы и от Маяковского, мне надо быть только с Осей". Лиля Брик говорила: "Разве можно сравнивать его с Осей? Осин ум оценят будущие поколения".

После смерти Сталина из лагерей стали возвращаться выжившие. Не сидевшие заговорили смелее. Постепенно на свет стала пробиваться правда. Л. Брик быстренько отмежевалась от прежнего режима. Оказалось, что старая гепеушница "противостояла официозу", "постоянно жила под угрозой репрессий", "страдала под железной пятой тоталитарной системы".

Она продолжила работу по прежней специальности: её домашний салон на Кутузовском (поселилась в 1958 году) широко распахнул двери для нового поколения наивных деятелей культуры и искусства. Стол ломился от немыслимых деликатесов, хозяйка оплачивала гостям такси. Там бывали: Андрей Вознесенский, Юрий Любимов и актёры театра на Таганке, Микаэл Таривердиев, Татьяна Самойлова, Майя Плисецкая, Родион Щедрин и многие другие. Желая прикоснуться к живому свидетелю истории литературы, не зная правды, они на самом деле приходили к виновнице нес частной судьбы и смерти Маяковского.

Жизнь Лилии Юрьевны Брик по-прежнему была весёлой, сытой и полной захватывающих интриг. А главное - она имела возможность делать то, что больше всего любила: очаровывать людей и манипулировать ими.

4 августа 1978 года на даче в Переделкино Лиля Брик покончила с собой, приняв смертельную дозу снотворного. Согласно завещанию её пепел был развеян в поле под Звенигородом. "Обязательно найдутся желающие меня и после смерти обидеть, осквернить мою могилу…", - она знала, что когда-нибудь вся правда обязательно раскроется.

Так закончилась жизнь одной из самых подлых обманщиц и авантюристок в истории России. По её доносам погибли десятки, а может и сотни людей, миллионы продолжают считать её доброй, любящей женой и подругой Маяковского. Многое о Лиле Брик и тайне гибели Маяковского уже открылось, и только всесильное ведомство продолжает надёжно хранить тайну старых "солдат Дзержинского".

Александр Сумзин

В жизни каждого великого поэта есть женщина, вдохновлявшая его на творческие прорывы. Ещё в школе нам рассказали, что такой музой для Владимира Маяковского была Лиля Брик. Муз других советских поэтов мало кто знал, её же знали все. С приходом "перестройки" как будто плотину прорвало: "злой гений пролетарского поэта", "роковая женщина", "пиковая дама" и даже "тифозная вошь советской поэзии". Я не большой поклонник поэзии Маяковского, он мне больше интересен как личность, а без образа Лили Брик его не понять. Изучая исторические материалы, удивился, - как могли умные, сильные и талантливые люди подчиняться этой, не знаю даже как её назвать, женщине. Впрочем, всё по порядку.

Лили Уриевна Каган (1891-1978). Отец - присяжный поверенный (адвокат) московской судебной палаты. Мать - Елена Берман, родом из Риги, окончила Московскую консерваторию, любила устраивать дома музыкальные вечера.

Юная Лиля, не имея особых талантов, после окончания гимназии в 1909 году "искала себя" в различных областях: математика, архитектура, лепка, балет. Как оказалось, истинным её призванием было соблазнение мужчин. Ещё в юности она закрутила роман с собственным дядей, забеременела от учителя физики, и пошло-поехало, как говорится, направо и налево - никакого удержу. "Лучше всего знакомиться в постели", - её слова. Позже сексуальная маньячка смекнула, что "это дело" должно давать ещё и материальное удовлетворение. Она жаждала славы, обожала помыкать мужчинами. Присосаться к знаменитости и использовать её в своих целях - вот что стало содержанием всей её жизни!

Ещё в 13 лет гимназистка Лиля безответно (редкий случай!) влюбилась в сына коммерсанта-ювелира Осипа Брика. Только отточив до совершенства технику обольщения, она его дожала, и в 1912 году они поженились.

В 1917-м грянула революция. Побывавший в РСДРП (1908-1910 гг) и настроенный на слом всего старого, Маяковский без труда вписался в новую реальность. Другое дело Лиля и Осип Брики, - им пришлось приспосабливаться. Для того чтобы выжить, а тем более вести безбедную и весёлую жизнь, надо было служить новой власти. А власти надо было знать, что творится в умах деятелей искусства. Анна Ахматова говорила: "Литература была отменена, оставлен был один салон Бриков, где писатели встречались с чекистами". (Л. Чуковская "Записки об Ахматовой"). Курировал это гнездо Яков Агранов - "палач русской интеллигенции", причастный к расстрелу поэта Николая Гумилёва.

Бывал там и Сергей Есенин:

Вы думаете, кто такой Ося Брик?
Исследователь русского языка?
А он на самом деле шпик
И следователь ВЧК.

Да, это не гипотеза, а утверждение - боец сексуального фронта Лиля Брик и её соратник Осип Брик были сотрудниками ОГПУ. Номера удостоверений: № 15073 - Лили и № 25541 - Осипа. С 1920-го по 1923-й год он работал юристом в ВЧК, был уволен: "медлителен, ленив, неэффективен", но, как известно, бывших чекистов не бывает. Поэт Алексей Кручёных рассказывал, что во времена НЭПа эта парочка, зная кого из богатеев вскоре арестуют, приходила и уговаривала сдать им на "временное хранение" все ценности. Этакие Лиса Алиса и Кот Базилио от ГПУ. Мало кто оттуда возвращался. Переводчица Рита Райт-Ковалёва рассказывала, как Лиля пыталась её завербовать в качестве осведомителя в эмигрантских кругах Берлина.

В Москву они перебрались в 1919 году и везде жили втроём - так решила ударница секса Лиля Брик - главнокомандующая этой странной революционной семьи. Окружающих это шокировало, интриговало или вызывало недоумение. Сама "жена" кратко написала об этом так: "Физически О.М. не был моим мужем с 1916 г., а В.В. - с 1925 г."

В 1922 году у Лили был серьёзный роман с бывшим заместителем наркома финансов, председателем Промбанка Александром Краснощёковым. Ресторанные кутежи, щедрые подарки - через год его арестовали за огромную растрату, дали шесть лет. Всесильный Агранов был бессилен. Но какова наша героиня: после визита к самому Льву Каменеву любовник был на свободе!Михаил Пришвин, хорошо знавший Бриков, записал в дневнике: "Ведьмы хороши и у Гоголя, но всё-таки нет у него и ни у кого такой отчётливой ведьмы, как Лиля Брик".

В 20-х годах Лилин талант совращения мужчин невероятно окреп и стал приносить ощутимые плоды - будучи никем, она превратилась в широко известную фигуру столичной богемной жизни. Как ей удавалось при такой страшненькой внешности сходу укладывать в постель знающих себе цену козырных королей и тузов? Умна, начитана, хороший вкус и манеры, дорого и модно одета. Среди её любовников были: режиссёр Лев Кулешов (Пудовкину удалось оторваться), танцовщик Асаф Мессерер, писатель Юрий Тынянов, художник Фернан Леже, начальник секретного отдела ОГПУ Яков Агранов, политический деятель из Киргизии Юсуп Абдрахманов и многие, очень многие другие. Современники отмечали её дьявольское обаяние, хитрость и коварство. Как можно было заставить "агитатора, горлана, главаря" покупать ей за границей чулки и трусы ("Рейтузы розовые 3 пары, рейтузы чёрные 3 пары, чулки дорогие, иначе порвутся…"), публично плакать и умолять его простить? Она цинично упивалась своей властью над Маяковским и откровенно издевалась над ним. А он страдал от ревности: "…Жизни без тебя нет. Я сижу в кафе и реву".

В 1926-м году Маяковский получил четырёхкомнатную квартиру в Гендриковом переулке №13/15, где прописал Бриков. Все эти годы Маяковский много работал и страдал от бесчисленных измен своей Лилечки. "Страдать Володе полезно, он помучается и напишет хорошие стихи", - считала она. А за стихи получит деньги, от которых его быстро освобождали расточительные члены семьи. Телеграммы тех лет: "Всё благополучно. Жду денег", - это Лиля. "Киса просит денег", - это Ося. "Мне и рубля не накопили строчки" ("Во весь голос"). Ещё бы: он привёз по заказу Лили из Парижа автомобиль "Рено" и она стала одной из первых в Москве женщин-автомобилисток.

Осип говорил, что в Лиле его привлекает удивительная жажда жизни и умение делать каждый день праздником. Без денег "Волосика" (он же "Щен", то есть щенок) этот фейерверк радости долго бы не продлился. Подозреваю, что эта волчица всех окружающих считала по сравнению с собой просто глупыми щенками. Только Осю - умным щенком.

Вот один интересный эпизод из воспоминаний современников. Один бывший ЛЕФовец рассказывал о занятиях их кружка на квартире Бриков. "Брик с ними занимался, а Лиля приносила им чай и пирожные и поглядывала на молодых людей. Вначале они все в нее влюбились: и было в ней что-то необыкновенное, хотя бы и одежда: тогда так, по парижской моде, мало кто одевался, они такого и не видели. Но главное было то, что ее любил Маяковский - их кумир.

Однако Брик их быстро охладил. Осип показал ребятам такие порнографические карточки Лили Юрьевны и такое про неё рассказал, что она им всем стала противна". Странная семейка!

Нельзя сказать, что Брики были совсем уж бездельниками. После встречи с Маяковским Осип стал литератором: занимался филологией, журналистикой, писал киносценарии и даже считался идеологом ЛЕФа - "Левого фронта искусств". Нарком просвещения Луначарский называл его "злым гением Маяковского" и характеризовал как "человека, не имеющего никаких убеждений". Лиля занималась изданием книг поэта, крутилась в киношной среде, что-то переводила. Всё это было связано с Маяковским и благодаря его авторитету.

В конце 20-х годов политическая обстановка в СССР изменилась, - начинался культ Сталина. Поэт этого поначалу не понял. Такие буйные авангардисты искусства, романтики и певцы революции были уже не нужны. В газетах была организована настоящая травля. Автора поэмы "В. И. Ленин” называли "попутчиком советской власти". В стихах поэта появились ноты разочарования, злее стало обличение недостатков. Прославлять "новую" власть он не собирался. Его талантливые сатирические пьесы "Баня" и "Клоп" прошли без успеха. На встречах с читателями с мест раздавались оскорбительные выкрики. Распустили слух, что поэт болен сифилисом. Рвался в Париж - не пустили никуда, - дверца клетки захлопнулась. За всем этим чувствовалась твёрдая рука главного литературоведа страны.

Время подвалов НКВД было ещё впереди, и с видными фигурами пока расправлялись по-тихому. Наступил момент, когда для власти (да и для Бриков) от мёртвого Маяковского было бы больше пользы, чем от живого. Есть свидетельства, что Брики и Агранов настойчиво подталкивали поэта к самоубийству, постоянно напоминали ему об этом варианте выхода из жизненного тупика. Строчка "Ваше слово, товарищ маузер!" стала пророческой.

И это случилось 14 апреля 1930 года в коммунальной квартире №12 дома №3 по Лубянскому проезду, где у поэта была своя комната - рабочий кабинет. Актриса Вероника Полонская после разговора с поэтом "…вышла за дверь его комнаты, он оставался внутри её, и направляясь чтобы идти к парадной двери квартиры, в это время раздался выстрел в его комнате…" (Из протокола допроса). Когда следствие ведёт сам убийца, всё можно сделать "шито-крыто", но здесь "органы" изрядно напортачили.

1. У Маяковского было несколько зарегистрированных на него пистолетов, подаренных друзьями-чекистами. В первых протоколах зафиксировано, что стреляли из маузера (указан номер), но такой пистолет за ним не числился. Потом всплывает браунинг, подарок самого Я. Агранова - номер тоже не тот. Следователи почему-то не проверили, за кем числится это оружие (!!!). Пуля, гильза - всё сгинуло в карманах Агранова. Странная путаница.

2. Труп обнаружен на полу, но сфотографирован на диване.

3. Сторонники версии самоубийства всегда трясли окровавленной рубахой Маяковского. До передачи в музей в 50-х годах она хранилась у самой Лили Брик. На рубашке нет следов пороха - значит стреляли с какого-то расстояния. За те несколько секунд после ухода Полонской Маяковский не мог успеть: встать с дивана, достать пистолет, взять его в левую руку и, максимально отведя её вперёд, произвести выстрел. Так самоубийцы не делают. Правда, современные исследователи утверждают, что выстрел был произведён в упор, что вовсе не исключает присутствия убийцы.

4. Из протоколов допроса соседей можно сделать вывод: Полонская врёт и в момент выстрела она находилась в комнате. Возникает подозрение, что всё было не так, как она рассказывает. Возможно, собираясь уходить, она кого-то впустила в комнату.

5. Версия самоубийства целиком держится на показаниях Норы Полонской. Маяковского мучил вопрос, а не по поручению ли ОГПУ она в него "влюбилась". Ведь их познакомила сама Брик. Отношения Брик и Полонской строились по форме "начальник - подчинённый" ("… она вызвала меня к себе", - пишет Полонская). Именно для этого разговора Маяковский и привёз её в тот трагический день. И ещё. Будь она для ОГПУ чужим человеком, на неё бы с удовольствием повесили "убийство из ревности". Короче говоря, показаниям Полонской, а тем более изворотливой лгуньи Брик верить нельзя.

6. После гибели поэта обе дамочки стали взахлёб подтверждать версию следствия склонностью Володи к самоубийству. Родственники и друзья, не связанные с Бриками, наоборот, такую возможность отрицали. Когда недоброжелатели задавали поэту вопрос, а не собирается ли он покинуть сей мир, он говорил, что не покончит с собой, прежде всего из-за любви к матери.

Последний разговор с Полонской был для него так важен, что он накануне составил его план. Пункт №11: "Я не кончу жизнь не доставлю такого удовольствия художественному театру". Из протокола допроса соседки Татаринской: " 10 ч. 3 м. приблизительно постучался Влад. Владим. и был очень спокоен. Просил спички прикурить папиросу. Я предложила ему взять квитанции из Гиза и деньги. Взяв в руки, он вернулся от дверей и подав мне сказал "Я вечером с вами оговорю". И это за несколько минут до смерти (выстрел в 10.15)!

7. "Предсмертное" письмо, судя по всему, было подделкой:

- его нашли не в той комнате на Лубянке, где всё произошло, и не в его комнате в Гендриковом переулке, а в общей с Бриками столовой. Удачную находку среди других бумаг (!) обнаружил, конечно же, сам Агранов;

Написано письмо на вырванном из гроссбуха листе, наспех, карандашом, хотя поэт пользовался только ручкой. "Заполучить ручку поэта даже на короткое время было весьма трудно. Да и подделать почерк чужой авторучкой почти невозможно: необходимо прежде выяснить наклон. Но все эти сложности устраняются, если воспользоваться карандашом. А уж сам почерк - сущий пустяк для профессионалов из ведомства Агранова. Не такие документы стряпались!.." ("Скорятин 1998");

На письме проставлена дата: 12 апреля. Как будто поэт ограничил срок своей жизни двумя днями, но почему-то запланировал много дел и встреч на загробный период. Возможно, убийство было назначено на 12 апреля на квартире в Гендриковом переулке, но по каким-то причинам сорвалось;

Сама Брик писала своей сестре Э. Триоле в Париж 12 мая 1930 года: "Стихи из предсмертного письма были написаны давно, мне, и совсем не собирались оказаться предсмертными". Только строчку "С тобой я в расчёте" заменили на "Я с жизнью в расчёте";

Современников поэта насторожил стиль письма, как будто надёргали и собрали вместе его цитаты. "Его надо было убрать. И его убрали… Ничего подобного поэт написать не мог". (Сергей Эйзенштейн).

8. Вполне достоверна и имеет подтверждения версия о том, что Маяковский если и не был штатным агентом ОГПУ, то по крайней мере выполнял какие-то секретные поручения за границей. Есть целый список не просто знакомых, а друзей-чекистов, с которыми он отдыхал, и которые жили у него на квартире. Он посвятил им стихотворение "Солдаты Дзержинского". Пять зарегистрированных пистолетов - кому такое позволят? За границей бывал часто и там сорил деньгами.

Во время поездки Маяковского в Америку в 1925 году загадочно погибли, а вернее убиты по приказу Сталина два человека: опекавший поэта во время поездки Исайя Хургин - председатель правления Амторга, через который шла подпольная работа Коминтерна и ГПУ, и Эфраим Склянский - бывший заместитель Троцкого в Реввоенсовете. Поехали отдохнуть на природу и оба утонули! Возможно, Маяковский слишком много об этом знал, кому-то рассказал, что-то сделал не так, как поручили. Незадолго до гибели, увидев на улице поэта Жарова, он подошёл к нему со словами: "Меня могут арестовать". Из опубликованных агентурных сведений ОГПУ следует, что в последние дни за Маяковским велась слежка. Сразу после смерти поэта его бумагами занимался сам начальник контрразведывательного (!) отдела ОГПУ С. Гендин.

9. За несколько дней до гибели поэта Яков Агранов сказал Лиле Брик, что им с Осей надо на время уехать, а в квартире "поживёт наш товарищ" (!!!). Это был чекист Лев Эльберт (Сноб). Не он ли и убил Маяковского, а Полонская была нужна для подтверждения версии самоубийства? Считается, что Брики были в Лондоне, где проживала мать Лили (!), но уж слишком быстро они оказались в Москве после смерти поэта. Все поведение Бриков свидетельствует о том, что они знали, что Маяковский будет убит.

На вопрос о причинах гибели Маяковского Анна Ахматова замечательно ответила: "Не надо было дружить с чекистами".

Похороны были организованы ОГПУ. Его сотрудники и писатели - в почётном карауле. Мимо гроба прошло 150 тысяч человек. На улицах - людское море. Полонской Брик запретила туда приходить. На всякий случай её продержали на даче показаний. Поведение Лили Брик на похоронах многих неприятно удивило: в крематории с интересом наблюдала в глазок печи как сгорает труп. Урну с прахом не забирала целый месяц.

Л. Брик, будучи замужем за О. Бриком, не состоящая ни в каких родственных отношениях с Маяковским, получила в наследство всё его имущество, архивы, деньги, пожизненную пенсию и половину гонораров от будущих изданий его произведений! Грандиозно! За какие заслуги? (Вторую половину поделили между матерью и сёстрами поэта). Предсмертная записка никакой юридической силы не имела и прав на наследство у Брик не было.

Упомянутой в завещании Полонской дали путёвку в санаторий и всё! Это Лиля уговорила её отказаться от своей доли дохода от публикации произведений поэта. 50 рублей в конверте, ежемесячную помощь Маяковского сестре, за которой она должна была зайти в день смерти, представили как окончательный расчёт с семьёй. Вызывающие изумление цинизм и подлость!

Анна Ахматова видела её в тот период: "… на истасканном лице наглые глаза".

Вскоре после гибели Маяковского хитроумная Лиля развелась с Осипом Бриком и захомутала красного командира Виталия Примакова, с 1935 года - комкора. Поселились в кооперативной квартире Маяковского на Арбате, и что поразительно - Осип Брик жил с ними! В гостях бывали: Тухачевский, Уборевич, Якир, Путна. В 1937-м году Примакова и всех упомянутых расстреляли. Обычно судьбы жён врагов народа складывались трагически, но это не тот случай. Интересно, узнал ли на допросах Примаков, что на него доносила его дорогая жёнушка?

Вскоре сгинул в страшных подвалах ОГПУ и её покровитель и любовник, заместитель Ягоды, Яков Агранов, "дорогой Янечка". Выкосили и завсегдатаев литературного салона Бриков. Есть легенда, похоже, сочинённая самой Лилей Брик в своё оправдание. Якобы и она была в расстрельных списках, но Сталин начертал резолюцию: "Маяковский - талантливейший поэт нашей эпохи. Не трогайте жену поэта". Он не знал, что она ему не жена?

В 1945 году от разрыва сердца умер Осип Брик. "Когда умер Ося, не стало меня", - театрально заявляла она. Это был единственный человек, которого она, якобы, любила. Скорее ценила, не верю я в способность таких особ кого-то любить. А вот он её не любил и был равнодушен к её изменам. В 1925 году у него появилась "гостевая" жена - симпатичная Евгения Соколова (Жемчужная), ставшая его секретарём. После смерти Оси Лиля ей помогала. "Я не добра. Доброта должна идти от сердца. А у меня она идёт от ума". Такие поступки работают на репутацию и биографию.

Любила ли Лиля Брик Владимира Маяковского? Разумеется, нет. Она сама писала, что её раздражало в нём всё, включая внешность и даже фамилию, похожую на "пошлый псевдоним". Художница Елизавета Лавинская, подруга сестры поэта, близко знавшая Бриков, писала: "В 1927 году поэт собрался жениться на одной девушке, что очень обеспокоило Лилю… Она ходила расстроенная, злая, говорила, что он (Маяковский), по существу, ей не нужен, он всегда скучен, исключая время, когда читает стихи. Но я не могу допустить, чтобы Володя ушёл в какой-то другой дом…".

Л. К. Чуковская вспоминала, как ездила в Москву к Брикам по поводу издания однотомника В. Маяковского. "Общаться с ними было мне трудно, - признавалась Лидия Корнеевна, - весь стиль дома - не по душе. Мне показалось к тому же, что Лиля Юрьевна безо всякого интереса относится к стихам Маяковского".

Актриса Фаина Раневская вспоминала: "Вчера была Лиля Брик, принесла "Избранное" Маяковского и его любительскую фотографию. Говорила о своей любви к покойному… Брику. И сказала, что отказалась бы от всего, что было в её жизни, только бы не потерять Осю. Я спросила: "Отказалась бы и от Маяковского?" Она не задумываясь ответила: "Да, отказалась бы и от Маяковского, мне надо быть только с Осей". Лиля Брик говорила: "Разве можно сравнивать его с Осей? Осин ум оценят будущие поколения".

После смерти Сталина из лагерей стали возвращаться выжившие. Не сидевшие заговорили смелее. Постепенно на свет стала пробиваться правда. Л. Брик быстренько отмежевалась от прежнего режима. Оказалось, что старая гепеушница "противостояла официозу", "постоянно жила под угрозой репрессий", "страдала под железной пятой тоталитарной системы".

Она продолжила работу по прежней специальности: её домашний салон на Кутузовском (поселилась в 1958 году) широко распахнул двери для нового поколения наивных деятелей культуры и искусства. Стол ломился от немыслимых деликатесов, хозяйка оплачивала гостям такси. Там бывали: Андрей Вознесенский, Юрий Любимов и актёры театра на Таганке, Микаэл Таривердиев, Татьяна Самойлова, Майя Плисецкая, Родион Щедрин и многие другие. Желая прикоснуться к живому свидетелю истории литературы, не зная правды, они на самом деле приходили к виновнице нес частной судьбы и смерти Маяковского.

Жизнь Лилии Юрьевны Брик по-прежнему была весёлой, сытой и полной захватывающих интриг. А главное - она имела возможность делать то, что больше всего любила: очаровывать людей и манипулировать ими.

4 августа 1978 года на даче в Переделкино Лиля Брик покончила с собой, приняв смертельную дозу снотворного. Согласно завещанию её пепел был развеян в поле под Звенигородом. "Обязательно найдутся желающие меня и после смерти обидеть, осквернить мою могилу…", - она знала, что когда-нибудь вся правда обязательно раскроется.

Так закончилась жизнь одной из самых подлых обманщиц и авантюристок в истории России. По её доносам погибли десятки, а может и сотни людей, миллионы продолжают считать её доброй, любящей женой и подругой Маяковского. Многое о Лиле Брик и тайне гибели Маяковского уже открылось, и только всесильное ведомство продолжает надёжно хранить тайну старых "солдат Дзержинского".

В своей автобиографии ("Я сам") В.В. Маяковский под заголовком "Радостнейшая дата" написал: "Июль 915-го года. Знакомлюсь с Л.Ю. и О.М. Бриками". С тех пор его жизнь переменилась. Владимир Маяковский хотел видеть свой объект страсти постоянно. Поэтому через несколько дней после «радостнейшей даты», Маяковский переселяется в гостиницу «Пале-Рояль», расположенную недалеко от дома Бриков. Почти ежедневно он приходит к ним в гости. Конечно, его целью была Лиля. Вначале они скрывали свои отношения от Осипа.
В те годы в Петербурге существовали дома свиданий, то есть попросту публичные дома, куда Маяковский водил ее. Ей там очень нравилось.
Маяковский безумно ревновал Лилю ко всем мужчинам, любой флирт с ее стороны воспринимался, как удар по его самолюбию. Однажды, после очередного выяснения отношений, он даже пытался застрелиться. Правда, перед этим позвонил своей любимой Лилечке:
- Я стреляюсь, прощай, Лилик".
- Подожди меня! - крикнула она в трубку и помчалась к поэту.
На его столе лежал пистолет. Он признался:
- Стрелялся, осечка. Второй раз не решился, ждал тебя.
В 1918 году, они вместе снялись в картине «Закованная фильмой». Сценарий к этому фильму написал Владимир Маяковский специально для Лили Брик. Она играла балерину, он – художника. К сожалению, пленки с этим фильмом не сохранилось. Почти полностью она сгорела во время пожара на киностудии. Остались только отдельные кусочки.

На съемках фильма Лиля и Владимир обменялись кольцами. На Лилином внутри были выгравированы три буквы: «ЛЮБ» - Лиля Юрьевна Брик. Если читать выгравированное по кругу, получается: «люблюлюблюлюблю…». Об этих кольцах Лилия Юрьевна Брик говорила: «Мы никогда не снимали подаренные друг другу еще в петербургские времена, вместо обручальных, кольца-печатки».

После съемок фильма Лиля объявляет Осипу Брику о своих отношениях с Маяковским. О своем поступке она сразу же сообщает своей сестре Эльзе: «Эльзочка, не делай такие страшные глаза. Просто я сказала Осе, что мое чувство к Володе проверено, прочно и что я ему теперь жена. И Ося согласен».

Они стали жить втроем, на дверь повесили табличку: «Брики. Маяковский».

Осип Брик писал в дневнике, что Маяковский понимал любовь как закон природы. «Не может быть чтоб я посмотрел на солнце, а оно спряталось. Не может быть, чтобы я наклонился к цветку, а он ответил: не надо. Если ты меня любишь ты всегда за меня и действуешь вместе со мной». Малейшее отклонение он воспринимал как предательство.
И отрывок из письма Маяковского Лиле: «Любишь ли ты меня? Для тебя этот вопрос покажется странным. Но любишь ли ты меня? любишь ли так, как я это чувствую? нет. Я уже говорил Осе. У тебя любовь не ко мне, у тебя ко всему любовь. Если я ухожу, то вынимаюсь как камень из речки. Любовь смыкается над всем остальным. Плохо это или хорошо? Для тебя это хорошо. Я бы хотел так любить».
Брик пытался объяснить Маяковскому, что Лиля – это стихия, и относиться к ней надо, как к явлению природы.
И Лиля – стихия, и любовь – стихия: попробуй, разберись.
Нельзя сказать, что Маяковский был склонен к физической верности. Вспомнить хотя бы историю создания «Облака в штанах»: вначале там речь идет о Марии Денисовой из Одессы, потом о Софье Шамардиной, которой он для удобства оставил то же имя, что вначале. К окончанию поэмы поэт находился в связи с Эльзой Каган, а посвятил ее Лиле Брик.
И связь с Лилей не изменила его привычек. Так известно, что в это время Маяковский увлекался сестрами Гинзбург в Москве. Да и в поездках за границу он всегда в кого-нибудь влюблялся. Более того, Маяковский постоянно знакомился с девушками на улицах. Я сама знала женщин, которые мне рассказывали, как поэт подходил к ним и приглашал пройтись. Более того, несмотря на безумную боязнь заболеть сифилисом, Маяковский много раз болел гонореей. Тогда он лечился. В их кругу это обозначалось красным цветком в петлице: мол, ко мне сегодня с сексом не приставайте.
Но затмить Лилю не удавалось никому: "Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Все равно люблю. Аминь...".
Вот, говорят, что ему надо было жениться на приличной женщине. Да какая еще женщина стала бы это терпеть? А Лиля относилась к изменам спокойно. У них был договор, что днем каждый делает, что хочет, но ночевать должны под одной крышей.

Лиля днем не терялась. Вот что пишет о ней Василий Катанян, сын последнего мужа Лили: "Если ей нравился мужчина, и она хотела завести с ним роман, особого труда для нее это не составляло. Ее не останавливало семейное положение "объекта" или его отношения с другими женщинами. Она хотела любить этого человека, проводить с ним время, путешествовать…".

Бурная ее связь с работником Наркоминотдела Михаилом Альтером обсуждалась на всех углах. Естественно, слухи доходили и до Маяковского. Но он резко останавливал их. «Запомните! Лиля Юрьевна - моя жена!». Да и самой Лиле не раз говорил: «Делай, как хочешь. Ничто никогда и никак моей любви к тебе не изменит...».
Похоже, что Осип сумел воспитать его личным примером.
При таких отношениях к сексу опасность представляла только новая любовь.
Кризис в отношениях Лили и Маяковского наступил в 1922 году. Тогда Лиля предложила Маяковскому пожить отдельно два месяца, чтобы разобраться в своих чувствах.
Лиля пишет, что причины такого демарша с ее стороны были идеологические. В 1922 году Маяковский два месяца провел в Берлине, откуда на неделю ездил в Париж по приглашению Дягилева. По приезде в Москву выступил с докладами: "Что Берлин?" и "Что Париж?" На доклады в Политехническом пришлось вызывать конную милицию - публика брала места с бою. Люди, особенно молодежь, отгороженные от заграницы глухой стеной, хотели знать о тамошней жизни. По словам Лили, Маяковский рассказывал с чужих слов. В Берлине она была с ним вместе и наблюдала, как почти все свободное время он тратил не на осмотр достопримечательностей, а на игру в карты с подвернувшимся русским партнером. Жили они в роскошном отеле, питались в лучшем ресторане, Маяковский всех угощал, заказывал в цветочном магазине цветы для Лили - целыми корзинами и вазами… Лилю такое поведение, якобы, шокировало. Ей чудилось за всем этим возвращение старых бытовых привычек, этакое купеческое лихачество… Она решила, что им с Маяковским нужно на время расстаться, подумать о жизни. Результатом заточения стала поэма «Про Это». Лиля всегда говорила, что ревность Маяковскому полезна: он пострадает, да и напишет что-нибудь новенькое.
Как-то не слишком убедительно звучит причина, особенно про возмущение пошлой роскошью. Были и другие, более земные обстоятельства. Летом 1922 года, Лиля Брик, отдыхая на даче, познакомилась и не на шутку увлеклась Александром Краснощековым, заместителем наркома финансов, главой Промбанка. Это был видный, яркий, красивый человек.

Александр Михайлович Краснощеков (псевдоним Тобинсон) был человеком необычным. Выйдя из бедной еврейской семьи, рано примкнул к революционерам, сидел в тюрьмах, эмигрировал, попав в США, окончил факультет права Чикагского университета, а вернувшись после революции в Россию, возглавил Дальневосточную республику; будучи затем вызван в столицу, занимался финансами, возглавил Промбанк, стал крупным работником партийного и госаппарата. Семейная жизнь Краснощекова именно в это время дала сбой: его жена уехала с младшим сыном в Америку.
Роман же Лили с Краснощековым прервался печальным образом: он растратил крупные суммы государственных средств, вместе со своим братом Яковом устраивал совершенно дикие кутежи.
В обвинительном заключении о "деятельности" братьев Краснощековых говорилось, что они "заказывали своим женам каракулевые и хорьковые шубы…" Но в это время жена Краснощекова находилась в Америке и на роль жены тогда могла претендовать только Лиля.
В декабре 1924 года Лиля писала писала Рите Райт: «А. Т(обинсон). очень болен. Он в больнице. Вряд ли я его увижу. Думаю о самоубийстве. Я не хочу жить».
В тот раз дело не пошло дальше намерения: Краснощекова через полгода, в январе 1924 года, освободили, настроение Лили изменилось. Краснощекова освободили "по состоянию здоровья", но вся Москва ломилась на премьеру спектакля, где Лиля Брик была выведена как Рита Керн, которая соблазнила директора банка и была представлена автором пьесы как исчадие зла.
Этой же истории был несколько позже посвящен памфлет, написанный первым французским послом в советской России Полем Мораном "Я жгу Москву". Здесь Лиля была выведена как Василиса Абрамовна, а Осип, объединенный с Краснощековым, стал называться Бена Мойшевич.
Маяковский потребовал порвать с Краснощековым. Весной 1924 года Лиля написала Маяковскому: «Ты обещал мне: когда скажу, спорить не будешь. Я тебя больше не люблю. Мне кажется, что и ты любишь меня много меньше и очень мучиться не будешь». В качестве ответа можно считать строки: «Я теперь свободен от любви и от плакатов. Шкурой ревности медведь лежит когтист». То есть, они перестали считать себя мужем и женой, хотя бы и гражданскими. Но жить одной семьей продолжили.

За Краснощековым следовали все новые и новые увлечения: Асаф Мессерер, Фернан Леже, Юрий Тынянов, Лев Кулешов. В Лилиной гостиной пили чай всесильный чекист Яков Агранов и Михаил Горб, крупный начальник из ОПТУ. Возможно, Агранов входил в число Лилиных любовников. Сама Лиля Юрьевна никогда не подтверждала этого факта, но и не опровергала.

Почему у нее было столько мужчин? Причина нимфомания или тщеславие? Это ведь разные вещи. Я могла бы предполагать нимфоманию, если бы одновременно с громкими именами в Лилин "Донжуанский список" входили бы безвестные, но молодые и красивые мужчины. Потом, когда она жила с Катаняном, да и с Примаковым такого не наблюдалось. Я склоняюсь к тщеславию и к другим негативным чувствам. Возможно, громкими связями она мстила двум своим главным мужчинам: одному за равнодушие, другому за постоянные измены.
Хотя, возможно, молоденькие и хорошенькие тоже были, но сведения о них до нас не дошли. Моей маме один бывший ЛЕФовец рассказывал о занятиях их кружка на квартире Бриков. Брик с ними занимался, а Лиля приносила им чай и пирожные и поглядывала на молодых людей. Вначале они все в нее влюбились: и было в ней что-то необыкновенное, хотя бы и одежда: тогда так, по парижской моде, мало кто одевался, они такого и не видели. Но главное было то, что ее любил Маяковский - их кумир. Однако Брик их быстро охладил. Он не хотел трагедий. Осип показал ребятам такие порнографические карточки Лили Юрьевны и такое про нее рассказал, что она им всем стала противна.

Я всегда любила одного - одного Осю, одного Володю, одного Виталия и одного Васю.

Надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не понимают. И разрешить ему то, что не разрешают дома. Например, курить или ездить, куда вздумается. Ну, а остальное сделают хорошая обувь и шелковое белье.

Лучше всего знакомиться в постели.

Страдать Володе полезно, он помучается и напишет хорошие стихи

Ранние годы

Лиля Брик - дочь Урия Кагана, присяжного поверенного при Московской судебной палате, работавшего юрисконсультантом в австрийском посольстве, а также занимавшегося «еврейским вопросом». Мать, Елена Юльевна, была родом из Риги, окончила Московскую консерваторию по классу рояля. Сестра Эльза младше на 5 лет. Отец увлекался Гёте и назвал старшую дочь в честь возлюбленной великого немецкого поэта Лили Шёнеман. Лиля блестяще окончила гимназию, в 1909 году поступила на математические курсы Гернье, за дальностью учебного заведения (Девичье поле) перешла на Архитектурные курсы на Никитской. С 1911 года училась лепке в Мюнхене а студии Швегреле. Красивая, незаурядная, общительная Лиля с 15 лет вела счет поклонникам. Этому способствовала рыжеволосая красота, живой, общительный, но независимый характер. С детских лет до глубокой старости было в ней нечто, что привлекало внимание людей с первого взгляда.

Мама не знала со мной ни минуты покоя и не спускала с меня глаз - вспоминала Лиля Юрьевна.

Еще в гимназии произошло знакомство Лили с Осипом Бриком. Ей было 14, ему 17. Она сразу влюбилась в Осю навсегда, до конца жизни. 26 марта 1912 года семьи Каганов и Бриков в семейном кругу отпраздновали свадьбу Лили и Осипа.

Знакомство с Маяковским и жизнь втроём

Заочное знакомство Лили Брик с Владимиром Маяковским началось еще в 1913 году, когда оба были много друг о друге наслышаны. (В. Маяковский на тот момент ухаживал за младшей сестрой Лили - Эльзой). В конце июля 1915 года Эльза поехала в Петроград к сестре и пришла с Маяковским, в квартиру на улице Жуковского, где и познакомила семью Бриков с поэтом. В этот день Маяковский читает свою не опубликованную еще поэму «Облако в штанах» и посвящает ее Лиле Брик. Этот факт часто удивляет, ведь роман поэта был с Эльзой, которая сидела рядом, в той же комнате.

Это было нападение, Володя не просто влюбился в меня, он напал на меня. Два с половиной года не было у меня спокойной минуты - буквально. И хотя фактически мы с Осипом Максимовичем жили в разводе, я сопротивлялась поэту. Меня пугали его напористость, рост, его громада, неумная, необузданная страсть. Любовь его была безмерна. Володя влюбился в меня сразу и навсегда.

Где-то в это время наша личная жизнь с Осей как-то расползлась

Писала Лиля Юрьевна под конец жизни.

Брак их стал чисто формальным - они продолжали жить в одной квартире, одной семьей, все поверяли друг другу, уважали друг друга, однако интимные отношения прервались и никогда не возобновлялись до конца жизни, как говорила ЛЮ.

Но я любила, люблю и буду любить его больше, чем брата, больше, чем мужа, больше, чем сына, - продолжала Лиля Юрьевна. - Про такую любовь я не читала ни в каких стихах, нигде. Я люблю его с детства, он неотделим от меня. Эта любовь не мешала моей любви к Маяковскому. Я не могла не любить Володю, если его так любил Ося. Ося говорил, что Володя для него не человек, а событие. Володя во многом перестроил Осино мышление, взял его в свой жизненный путь, и я не знаю более верных друг другу, более любящих друзей и товарищей.

В воспоминаниях Алексея Щеглова о Фаине Раневской есть горькие слова:

Вчера была Лиля Брик, принесла „Избранное“ Маяковского и его любительскую фотографию. Говорила о своей любви к покойному.. Брику. И сказала, что отказалась бы от всего, что было в ее жизни, только бы не потерять Осю. Я спросила: „Отказались бы и от Маяковского?“ Она не задумываясь ответила: „Да, отказалась бы и от Маяковского, мне надо было быть только с Осей“. Бедный, она не очень-то любила его. Мне хотелось плакать от жалости к Маяковскому, и даже физически заболело сердце.

В первый же день знакомства, узнав, что «Облако» никто не хочет издавать, Брик возмутился и через некоторое время поэма с жестокими цензурными изъятиями увидела свет. А затем он сказал поэту, что будет покупать у него построчно его сочинения для последующих изданий. Он повесил в комнате некрашеную полку, которая принадлежала футуристическим книгам Маяковского. Первым появилось «Облако». Лиля свой экземпляр переплела у самого дорогого переплетчика в шевро, на ярко-белой муаровой бумаге.

Посвящение к поэме краткое: «Тебе, Лиля». К слову, с этих пор Маяковский многие свои произведения посвящает Лиле Брик; позже, в 1928 году, с публикацией первого собрания сочинений, В. Маяковский посвятит ей и все произведения до 1915 года - года их знакомства. Посвящение на собрании сочинений будет еще более лаконичным и очень «маяковским»: «Л. Ю. Б.».

С 1915 года, с тех пор как в её квартирке на улице Жуковского в Петрограде появился Маяковский, жизнь Лили Юрьевны оказалась навеки связанной с литературой. Судьба подарила ей встречи с выдающимися литераторами XX века: Борисом Пастернаком, Виктором Шкловским, Велемиром Хлебниковым, Давидом Бурлюком, Василием Каменским, Николаем Асеевым, до некоторого момента - Горьким. Зачастую это была не судьба, а неотразимое обаяние незаурядной личности Лили.

В феврале 1916 года О. Брик издает гиперлюбовную поэму Маяковского «Флейта-Позвоночник», в которой, как и во многих последующих стихах, поэт воспевает свое неистовое чувство к Лиле. Особое место в лирике Маяковского занимает написанное 26 мая 1916 года стихотворение «Лиличка!».

В 1918 году Лиля и Владимир снимаются в киноленте «Закованная фильмой» по сценарию самого В. Маяковского. Лента вскоре сгорела, от нее остались лишь фотографии и большой плакат, где нарисована тоскующая Лиля, опутанная пленкой. Весной 1918 года, вернувшись обратно в Питер, они сняли за городом, в Левашове, три комнаты. Приехав туда, мать Лили, Елена Юльевна, пришла в ужас от жизни дочери.

Когда Лиля Юрьевна при Брике сошлась с Маяковским, родные Владимира Владимировича тяжело переживали ситуацию, которую не в состоянии были ни понять, ни принять. Но время сделало своё дело - семейные отношения наладились и, в общем, продолжались еще лет десять после смерти поэта. Затем мать и сестры отринули от себя Лилю Юрьевну. А старшая сестра Людмила Владимировна до конца своих дней была злейшим её врагом.

Родные же Брика всегда очень любили ЛЮ, дружили с ней и все дальнейшие ее отношения с их сыном принимали как данность. Она обожала мать Осипа Максимовича, всех его родных и помогала им до конца их дней.

Позже поэт переезжает в комнату на Жуковской, на тот же этаж, что и Брики. В этой комнате Лиля затеяла учиться классическим танцам. Позже она напишет:

Только в 1918 г., проверив свое чувство к поэту, я могла с уверенностью сказать Брику о своей любви к Маяковскому. Поскольку я уже не была женой Осипа Максимовича, когда связала свою жизнь с Маяковским, то ни о каком «ménage à trois» <любовь втроем> не могло быть и речи, и наша любовь не могла омрачить ни наших отношений, ни дружбы Маяковского и Брика. Мы решили никогда не расставаться и прожили всю жизнь близкими друзьями.

Трагедия двух людей из „треугольника“, которых Маяковский называл своей семьей, заключалась в том, что Лиля Юрьевна любила Брика, но он не любил ее. А Владимир Владимирович любил Лилю, которая не могла любить никого, кроме Осипа Максимовича. Всю жизнь она любила человека, физически равнодушного к ней» - писала Галина Дмитриевна Катанян, будучи долго знакомой с ними и близко их наблюдая. «Не понимая, как соединить эту ее любовь со всей остальной ее жизнью, их приятельница Рита Райт спросила: „А если бы Ося женился, вы бы огорчились?“ Лиля потемнела, как туча: „Этого не может быть! И никогда про это не говорите“. Но когда появилась Евгения Гавриловна Соколова, Ося посветлел, помолодел, и Лиля за то, что Осе хорошо, приняла Женю и полюбила ее. И тогда я поняла, КАК она любит Осипа Максимовича

Брик прожил с Евгенией Гавриловной до конца своих дней, двадцать лет. Все трое были в прекрасных отношениях друг с другом, и Лиля Юрьевна всю жизнь после смерти Брика поддерживала Евгению Гавриловну материально. Осип Брик умер от разрыва сердца, поднимаясь домой по лестнице. Это было в 1945 году.

Поскольку Осип Максимович жил всегда там, где Лиля, то Женя жила отдельно, но это не мешало их жизни с Бриком. Лиля была главнокомандующим и всем отлично управляла. Все подчинялись негласному правилу: «Лиля всегда права». И Ося шел провожать Женю домой, благо она жила неподалеку. По стране Женя всегда ездила с Осипом, но за рубеж - никогда. За границу с ним всегда ездила Лиля.

Жизнь этих трёх людей - Лили, Оси и Володи - из-за необычности их союза и необычности их самих интересовала серьезных литературоведов, но в еще большей мере - обывателей, у которых этот непонятный для них союз вызывал злобное неприятие, основанное на мещанской морали. Втроем они жили во всех квартирах в Москве, на даче в Пушкине. Одно время снимали домик в Сокольниках и жили там зимой, ибо в Москве была теснотища. С 26-ого по 30-й - последние четыре года - Маяковский и Брики жили в крохотной квартирке в Гендриковом переулке на Таганке.

Осенью 1918 года все трое переехали в Москву и поначалу жили в коммуналке в Полуэктовом переулке. Жизнь была трудна, и хотя Маяковский и Брик работали интенсивно и Лиля служила в «Окнах РОСТА», раскрашивая по трафарету агитплакаты, денег из-за дороговизны не хватало. Не было овощей, фруктов, Лиля заболела авитаминозом и начала опухать. Маяковский выбивался из сил и страдал. Примитивные овощи стали сокровищем.

Лиля Юрьевна и Владимир Владимирович уже не скрывали своей связи, и всем было ясно, как он ее боготворит и как она верховодила. Она не хотела иметь детей ни раньше от Брика, ни теперь от него. Позднее она говорила:

Обрекать человека на те мучения, которые мы постоянно испытываем? Ведь если бы у меня был сын, то он наверняка загремел бы в 37-м, а если бы уцелел, то его убили бы на войне

Но вообще чужих детей она любила и была к ним ласкова.

В 1921 году удалось получить две комнаты в общей квартире в Водопьяном переулке, возле почтамта. В одной, столовой, стояла кровать Лили за ширмой и, и надпись гласила: «На кровать никому садиться не разрешается». Во второй комнате, кабинете, жил Осип Максимович. У Маяковского была комната в коммуналке, неподалеку, на Лубянке (ныне там находится музей Маяковского). Там он работал.

Кстати, путешествуя вместе, Лиля Юрьевна и Владимир Владимирович занимали разные комнаты и никогда не ночевали в одной постели. Она говорила:

Володя такой большой, что удобнее индивидуальный гроб, чем двуспальная кровать

И он, и она были не склонны обсуждать с посторонними свою интимную жизнь, и потому гадать о том, что было, а чего не было в их спальне - дело неблагодарное и малоприятное. Существует множество выдумок и сплетен на этот и другие счета жизни Маяковского и Брик.

Жить стало немного легче. Маяковского много печатали, мужчины неплохо зарабатывали, и можно было покупать необходимую еду. В связи с этим Лиля завела медицинские весы, чтобы сохранять фигуру - она всю жизнь следила за своим весом. Мама присылала ей красивые мелочи из Лондона, где она работала в АРКОСе (англ. All Russian Cooperative Society Ltd.), - сумку, перчатки, духи.

В 1922 году, в Риге Лиля написала и опубликовала в газете «Новый путь» большую статью о футуристах и Маяковском и устроила ему приглашение для выступлений. Они прожили 9 дней в отеле «Бельвю». К этому времени была закончена поэма «Люблю» - одно из самых светлых и радостных произведений Маяковского, отражающее отношения его и Лили Брик того времени.

Вернувшись в Москву летом 1922 года, они снова сняли дачу в Пушкине. Рядом с ними поселился Александр Краснощеков, на тот момент представитель Промбанка в Москве и заместитель наркомфина. Краснощеков влюбился в Лилю, через некоторое время она ответит ему взаимностью. Он был влюблен всерьез, Маяковский все мрачнел и мрачнел. Брик был хладнокровен, как всегда. В сентябре 1923 года Краснощеков был арестован по обвинению в злоупотреблении служебным положением.

В 1922 году ЛЮ наконец дали визу в Лондон, где работала её мать, туда приехала Эльза из Парижа. Здесь Лиля познакомилась с творчеством Кранаха, Тициана. Из Лондона заботливая Лиля отсылала многим своим знакомым посылки с красивыми тканями, одеждой и др. необходимыми вещами, которых в Советском Союзе не было. Явно меценатство, заботливость и внимательность были у Лили Юрьевны в крови.

Немного позже Маяковский и Брик приехали в Берлин, где их встретили Лиля с Эльзой. ЛЮ была огорчена поведением Маяковского, который не желал выходить за пределы номера, где он играл в карты с русскими знакомыми, и наведывался в город разве что по издательским делам или на собственные выступления, также он много писал, встречался с Эренбургом и Шкловским, был занят с Лисицким проектом «Для голоса» и ездил на неделю в Париж для деловых переговоров с Дягилевым. Поэт покупал Лиле уйму цветов прямо с вазами в цветочном магазине «Курфюрстендам», находившемся внизу отеля, в котором они жили.

В 1922 году, по возвращении из Берлина, наступает первый кризис в отношениях Лили Брик и В. Маяковского, и причин этому было немало. Одна из них - поведение Маяковского в Берлине.

Длинный у нас состоялся разговор, молодой, тяжкий, - писала ЛЮ. - Оба мы плакали. Казалось, гибнем. Все кончено. Ко всему привыкли - к любви, к искусству, к революции. Ничего не интересует. Привыкли друг к другу, к тому, что обуты-одеты, живем в тепле. Тонем в быту. Маяковский ничего настоящего уже не напишет. Такие разговоры часто бывали у нас в последнее время.

Ее теория - чтобы творить, нужно испытывать мучения, лишения, нужно преодолевать трудности. Благополучие губит художника.

Мне в такой степени опостылели Володины: халтура, карты и пр. пр., что я попросила его два месяца не бывать у нас и обдумать, как он дошел до жизни такой. Если он увидит, что овчинка стоит выкройки, то через два месяца я опять приму его. Если же нет - нет, Бог с ним!

Правда была и еще одна причина - роман Лили Юрьевны с Краснощековым, который вызывал ревность Владимира Владимировича. Но она была за новый тип отношений, отстаивала свободу поведения. Ненавидящая условности и привычки ЛЮ считала: можно любить кого угодно, когда и где угодно, но без уз!

Это был 1922-1923 год. Она поставила условием - встреча ровно через два месяца, 28 февраля 1923 года. Поэт жил в своей комнате на Лубянке и, обливаясь слезами, писал «Про это». Два месяца провел он в своей добровольной тюрьме, просидев добросовестно, ничего не разрешая и ни в чем себя не обманывая. Ходил под Лилиными окнами, передавал через домработницу записки, письма и рисуночки.

Он присылал мне цветы и птиц в клетках - таких же узников, как и он сам. Большого клеста, который ел мясо, гадил, как лошадь, и прогрызал клетку за клеткой. Но я ухаживала за ним из суеверного чувства - если погибнет птица, случится что-нибудь плохое с Володей.

Когда они помирились, она выпустила птиц на волю.

Однажды, не в силах совладать с тоской по любимой, Маяковский позвонил из своего заключения Лиле, и она разрешила писать ей, «когда очень уж нужно». И он не удержался:

… Ты одна моя мысль, как любил я тебя семь лет назад, так люблю и сию секунду, что б ты ни захотела, что б ты ни велела, я сделаю сейчас же, сделаю с восторгом. Как ужасно расставаться, если знаешь, что любишь и в расставании сам виноват…

Она сердилась на себя и на него, что не соблюдают условий, но не в силах была не отвечать:

Волосик! Щеник! Больше всего на свете люблю тебя. Потом - птичтов. Мы будем жить вместе, если ты этого захочешь. Твоя Лиля

Приехав на вокзал, я не нашла его на перроне. Он ждал на ступеньках вагона. Как только поезд тронулся, Володя, прислонившись к двери, прочел мне поэму „Про это“. Прочел и облегченно расплакался. Не раз в эти два месяца я мучила себя упреками за то, что Володя страдает в одиночестве, а я живу обыкновенной жизнью, вижусь с людьми, хожу куда-то. Но поэма не была бы написана, если бы я не хотела видеть в Маяковском свой идеал и идеал человечества

Писала Лиля Юрьевна.

В 1923 году, после «Про это», их жизнь в какой-то степени успокоилась. Но видимо ЛЮ не хотела терять свою независимость, иначе не написала бы в письмо Маяковскому весной 1923 года:

…Ты мог бы мне сейчас нравиться, могла бы любить тебя, если бы был со мной и для меня. Если бы, независимо от того, где были и что делали днем, мы могли бы вечером или ночью вместе рядом полежать в чистой удобной постели; в комнате с чистым воздухом; после теплой ванной!

Можно лишь предполагать, что Маяковский всей душой откликнулся на её предложение «пожить по-человечески и со мной».

После недавно пережитого стресса в своей комнате на Лубянке, когда всё вроде бы наладилось, когда она была покорена поэмой «Про это», - отношения всё же срывались в зыбкость и неуловимость. Среди обширного круга людей, с которыми они постоянно общались, не переводились поклонники, которые настойчиво ее добивались. Она была озарена любовью знаменитого поэта, хороша собой, сексапильна, знала секреты обольщения, умела остроумно разговаривать, восхитительно одевалась, была умна, знаменита и независима.

Летом 1923 года ЛЮ, Маяковский и Брик полетели в Германию. Это был один из первых полётов «Люфтганзы», и Лиля хотела узнать, каково летать. В дальнейшем она предпочла самолеты поездам. Первые три недели они провели под Геттингеном, а потом отправились на север страны, на остров Нордней, где отдыхали весь август вместе с Виктором Шкловским, который был тогда в эмиграции в Германии. Из Лондона к ним приехала мать Лили Юрьевны. Они часами лежали на пляже, покупали у рыбаков свежекопченую рыбу, совершали морские прогулки на небольших параходиках, и Маяковский был совсем послушный - никаких карт и застолий.

В середине сентября Маяковский уехал в Москву, а Лиля с Осей остались в Берлине - у Брика были там лекции, а Лиля ходила по музеям, магазинам и знакомым.

В 1924 году она много путешествовала - с февраля до мая жила в Париже, Лондоне и Берлине. В Париже она познакомилась с художником Фернаном Леже, дружбу с которым пронесла через всю жизнь. Она хотела поехать в Испанию, но не получила визу. ЛЮ писала, что скучает, жалуется, что надоело в Париже, а потом и в Лондоне, где она навещала хворающую мать. В апреле в Берлине был Маяковский, и Лиля поехала к нему, оттуда они в мае вернулись домой. Все это время Лиля не переставала интересоваться Краснощековым, который был все еще в заключении.

В начале романа с Маяковским они условились: когда их роман охладеет, они скажут об этом друг другу. И вот весной 1925 года ЛЮ написала Маяковскому, что не испытывает к нему прежних чувств:

Мне кажется, что и ты уже любишь меня много меньше и очень мучиться не будешь.

Увы, это ей только казалось. Он продолжал любить ее, может быть, и не так бешено, но продолжал. ЛЮ была натура решительная и крайне самостоятельная. Настаивать он не смел, иначе это привело бы к полному разрыву. Маяковский страдал.

Летом они снова жили в Пушкине, осенью Маяковский уехал с выступлениями в Париж. Оттуда он пишет Лиле ревнивое письмо, она же отвечает:

Что делать? Не могу бросить А. М., пока он в тюрьме. Стыдно! Стыдно, как никогда в жизни

Ты пишешь про стыдно, - отвечает он. - Неужели это все, что тебя с ним связывает, и единственное, что мешает быть со мной? Не верю! Делай как хочешь, ничто никогда и никак моей любви к тебе не изменит!

Если ЛЮ нравился человек и она хотела завести с ним роман - особого труда для нее это не представляло. Она была максималистка, и в достижении цели ничто не могло остановить ее и не останавливало.

Надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не понимают, - говорила она. - И разрешать ему делать то, что не разрешают ему дома. Например, курить или ездить, куда вздумается. Ну а остальное сделают хорошая обувь и шелковое белье.

После серьезного расставания, когда ЛЮ написала ему в записке, что «не испытывает к нему прежних чувств…», Маяковский в мае 1925 года едет в командировку в Мексику и США. Его письма с палубы парохода, из Мехико и Нью-Йорка опять полны любви, ласки и тысяч поцелуев, он пишет, как скучает, и умоляет не уходить от него. И получает в ответ такие слова: «Я тебя люблю и скучаю. Твоя Киса» или «Волосит, я соскучилась. Очень прошу приехать в Италию. Люблю, целую. Твоя Лиля».

В Нью-Йорке Маяковский познакомился с Элли Джонс, эмигранткой из России. Роман был недолгий и грустный, но в результате у Элли родилась в 1926 году дочь Элен-Патриция. Элли Джонс однажды видела Лилю в России в 1921 году на Рижском вокзале, когда ее провожал Маяковский, и ее поразили «холодные, жестокие глаза этой женщины». И во время романа с поэтом Элли Джонс безошибочно почувствовала, что ЛЮ станет препятствием на их пути - Маяковский много рассказывал о ней и о Брике, который напечатал две его первые поэмы - он всегда это помнил.

На обратном пути из Америки Маяковский ждал Лилю в Берлине. Она ехала из Сальсомаджоре, куда ездила подлечиться после операции в московской клинике. Он приготовил ей комнату все в том же «Курфюрстенотеле», где останавливались всегда. Поставлены цветы, разложены подарки из Мексики.. Подходит поезд с юга. В окне улыбается Лиля, от волнения он роняет трость. Оба с нетерпением ждали этой встречи, оба скучали друг без друга, и оба были рады, что снова вместе. Они не могли наговориться. Лиля надела фиолетовое платье и закурила фиолетовую мексиканскую сигарету, подарок поэта. Они были счастливы. Но Лиля решила, что, если Маяковский сделает попытку сближения, то она тут же с ним расстанется. Понимая это, он вел себя крайне ласково, но тактично, не давая ей никаких поводов для беспокойства. Все это описано ею в автобиографической повести, которую она бросила писать в сороковых годах.

В 1926 году Маяковский получил комнату в Гендриковом переулке, где до 1930 они жили втроем - Володя, Лиля и Брик. В столовой каждую неделю было собрание редколлегии журнала «ЛЕФ», а с 27 года - «Нового ЛЕФа». Лиля Юрьевна, формально не числясь в сотрудниках, принимала деятельное участие в создании журнала. Иногда даже в письмах из-за границы она интересовалась делами, напоминала Брику, что надо написать статью, а Маяковскому - дать стихи, иначе, мол, номер не сверстать. Она звонила Дзиге Вертову, Шкловскому или Пастернаку, заказывала им материал, а в случае аврала правила им корректуру. Маяковский писал ей из Мексики с просьбами, в выполнении которых был уверен - Лиля была человеком пунктуальным и обязательным.

Лиля Юрьевна полюбила новый дом, наладила быт. Ее стараниями Маяковский и Брик были ухожены - она терпеть не могла разгильдяйство, богемность, небритых и расхристанных мужчин. Авторитет её был непререкаем, все домашние ее слушались и ходили по струнке. Деньги они никогда не считали, об этом нет ни одного упоминания ни в письмах, ни в мемуарах. Деньги были общие. Да и не надо забывать, что Лиля была возлюбленной Маяковского, а в некоторых документах он даже называл ее своей женой.

Народу у них бывало много всегда. Все трое притягивали к себе людей, это был «литературный салон». Но в двадцатые годы, в борьбе за новый быт и новые отношения, слово «салон» презирали, и это был просто «дом Бриков и Маяковского». Хозяйкой была Лиля, а главной фигурой - Маяковский. Но так было и после Маяковского, до конца дней ЛЮ. Личность ее притягивала тех, кто занимался искусством, и стремился к новому в литературе, в живописи или в музыке, даже в науке. Круг ее интересов был широк, но больше всего она любила литературу, поэзию, отлично ее знала и разбиралась в ней отлично. Она была для Маяковского абсолютным авторитетом, и он говорил: «Лиля всегда права».

В воспоминаниях художника Нюрнберга есть примечательные строки:

Это была женщина самоуверенная и эгоцентричная. Маяковский, что меня удивляло, охотно ей подчинялся, особенно ее воле, ее вкусу и мере вещей. Это была женщина с очень организованной волей. И вся эта воля приносила, мне кажется, пользу творческой жизни поэта. Конечно, она не была Белинским, но она делала замечания часто по существу. Я был свидетелем, когда она делала замечания и он соглашался.

Лиля была гостеприимна, и двери дома, как говорится, были всегда открыты. Среди посетителей можно было встретить и Якова Агранова, шефа ОГПУ, других известных чекистов, к примеру, Эльберта по кличке Сноб, Я. М. Горожаниным, видным чекистом, с которым Маяковский познакомился в Харькове, и они вместе даже работали над сценарием «Инженер д’Арси».

Бенедикт Сарнов вспоминал как он был в гостях у Лили Юрьевны в семидесятых годах, когда все уже стало известно про это учреждение на Лубянке и она сказала: «Подумать только! А мы-то тогда работников ГПУ считали святыми людьми!»

Лиля Юрьевна никогда не стыдилась своих романов, и не скрывала их. Еще один её роман - Лев Кулешов, талантливый кинорежиссёр-новатор. Внешне он был эффектен, одевался на американский лад и обладал голливудской красотой. Он примыкал к журналу «ЛЕФ». В 1926 году на даче у Бриков в Пушкине он объяснился ей в любви и внезапно нашел ответ своим чувствам. Роман вспыхнул, несмотря на то, что Кулешов был женат. Узнав о попытке его жены, Александры Хохловой, покончить с собой, ЛЮ говорила:

Шуру остановили на пороге самоубийства, буквально поймали за руку. Из-за чего?

Она пожимала плечами, считая, что жены тех, кому она отвечала благосклонностью, не имели права ревновать.

Что за бабушкины нравы?

Ее раздражала трагическая реакция оставленной жены, она хотела по-прежнему с ней дружить, пить чай и чтобы не было никаких неприятностей. Так и на этот раз. Когда роман кончился, все вернулось на круги своя: и чай, и встречи, и разговоры.

Так разве я была не права?

Спрашивала ЛЮ.

В это время у Маяковского был роман с высокой красивой блондинкой Натальей Брюханенко. Намерения поэта были серьёзные, и узнав об этом, Лиля в письме отсоветовала ему жениться:

Пожалуйста, не женись всерьез, а то меня уверяют, что ты страшно влюблен и обязательно женишься.

Маяковский всегда был под сильным влиянием Лили Брик, и любая его пассия опасалась вторжения этой женщины в их отношения, поскольку он мог в любой момент все бросить и снова жить ради одной ее, ради Лили. Владимир Владимирович послушался, и брак не состоялся, но они с Наташей продолжали встречаться.

В июле 1926 года Лиля поступила работать в «ОЗЕТ» (Общество землеустройства еврейских трудящихся). Вскоре начались съемки фильма «Еврей и земля», которые проводил Абрам Роом. Он пригласил ЛЮ работать у него ассистентом. Она не раз в своей жизни еще вернется к кинематографу. В 1928-1929 годах ЛЮ и режиссер Виталий Жемчужный написали сценарий и поставили фильм «Стеклянный глаз». После съемок «Стеклянного глаза» в том же 1929 году ЛЮ написала сценарий под пародийным названием «Любовь и долг».

В 1927 году выходит фильм «Третья Мещанская» («Любовь втроём») режиссёра Абрама Роома. Сценариста Виктора Шкловского упрекали в том, что он проявил бестактность по отношению к Маяковскому и Брикам, которых он хорошо знал и описал их «любовь втроём» в этом фильме.

В это же время Лиля Юрьевна занимается писательской и переводческой деятельностью (переводит с немецкого Гросса и Виттфогеля), а также издательскими делами Маяковского.

Маяковский пытался устроить свою личную жизнь, отсюда и его романы с женщинами красивыми, высокими, далеко не глупыми. И все же ЛЮ оставалась для него женщиной всей его жизни. Она всегда вставала между поэтом и его увлечением, хотела она этого или нет. Он же был бумерангом, который всегда возвращался к ней. Всем женщинам, которые ему нравились, всем - без исключения! - он рассказывал о Лиле, как он ее любит, какая она замечательная, и бывал раздосадован, когда они не хотели разделить его восторги.

Героини романов Маяковского отвечали ему взаимностью, но всерьез связать свою жизнь с ним не решались. Они чувствовали, что страсти со стороны ЛЮ не было, но все же боялись возрождения их любовных отношений. Лиля переносила их разрыв легче. Она не возвращалась к нему, хотя и была постоянно при нем, они жили под одной крышей в Гендриковом, вместе ездили отдыхать, ходили в театр, занимались редакционными делами и т. д. Но не более.

Живя в одной квартире, мы все трое старались устраивать свою жизнь так, чтобы всегда ночевать дома, независимо от других отношений. Утро и вечер принадлежали нам, что бы ни происходило днем

Говорила она. Маяковский ревновал, страдал, мрачнел.

У Лили было вполне терпимое, порой дружеское отношение к возлюбленным Маяковского, и они платили ей тем же. Софья Шамардина, Наталья Брюханенко, от брака с которой отговорила Лиля Маяковского, Вероника Полонская, последняя пассия поэта - со всеми ими Лиля Брик до конца своих дней сохранит прекрасные дружеские отношения. Ни к кому она не испытывала ревности. Кроме одной.

Её звали Яковлева Татьяна Алексеевна. Русская эмигрантка, с Маяковским познакомилась в Париже. Лиля не простит ему двух стихотворений, посвященных Татьяне Яковлевой. «Письмо из Парижа о сущности любви» и «Письмо Татьяне Яковлевой» (опубликовано через 28 лет после смерти поэта, поскольку советский поэт не имел права влюбиться в эмигрантку). ЛЮ хотела быть единственной его музой и, в сущности, осталась таковой. Все полные собрания его сочинений полностью посвящены ей. Но все же эти два стихотворения написаны другой! И Лиля ревновала.

Ты в первый раз меня предал

Вместе с ней же, Татьяной, Владимир Владимирович выбирал Лиле в Париже подарок - автомобиль Рено. Лиля станет второй женщиной-москвичкой за рулем. Для того времени это было не просто дорого или престижно. Это означало избранность владельца авто.

По приезде в Москву Маяковский пытается уговорить Татьяну приехать в Россию, но попытки не увенчиваются успехом. В конце 28 года поэт должен был приехать за ней, но не приехал. Легенда о том, что его не пустили в Париж сегодня разбита подробным и убедительным исследованием Валентина Скорятина в недавно открытых архивах: просьбы о выездной визе Маяковский и не подавал. Вскоре Т. Яковлева вышла замуж за виконта дю Плесси.

Последним романом Маяковского стала молодая и красивая актриса МХАТа Вероника Полонская. Ей 21, ему - 36. Лиля легко относилась к романам поэта, но лишь до тех пор, пока кто-то не начинал задевать его глубже. Вероника была замужем за Михаилом Яншиным, и, как и все предыдущие девушки Маяковского, боясь авторитета Лили, не уходила от Яншина, зная, что в любой момент их роман с Маяковским может прерваться.

Весной 1930 года Лиля и Осип Брик уехали в Лондон. 14 апреля рано утром у Маяковского было назначено свидание с Вероникой (Норой). Постоянные срывы в изданиях, вечно ускользающая любовь Лили, непонимание и одиночество к тому моменту добивали поэта. Когда Вероника приехала к нему в комнату на Лубянку, Маяковский запер дверь на ключ и положил его себе в карман. У них был долгий разговор, в котором Вл. Владимирович убеждал Нору переехать к нему немедленно и насовсем, во всем признаться мужу и тут же изменить их жизнь. Та в свою очередь говорила, что невозможно решить так всё сразу. Он отпустил её. Пройдя несколько шагов до парадной двери, она услышала выстрел. Ноги ее подкосились, она заметалась. Войдя, увидела на полу распластанного Маяковского с открытыми еще глазами. Он силился что-то сказать, но вскоре замолчал и стал бледнеть.

В предсмертном письме, помеченным 12 апреля, Маяковский просит Лилю любить его, называет её среди членов своей семьи (а также Веронику Полонскую) и просит все стихи, архивы передать Брикам.

Лиля узнала о трагедии в Берлине, возвращаясь из Лондона домой. Она очень плакала. Эльзе позже писала:

Если бы я или Ося были бы в Москве, Володя был бы жив.

Существовала версия, будто бы предсмертное письмо написали сами Брики, однако графологическое расследование в 70-х годах доказало, что написано письмо рукой поэта.

Последняя открытка от Лили Маяковскому отправлена 14 апреля 1930 г, в день самоубийства поэта. До последних дней Лиля Брик будет носить кольцо Маяковского на золотой цепочке с гравировкой своих инициал «Л. Ю. Б.», которые складывались в бесконечное: люблюблюб… Влюбленные обменялись перстнями-печатками ещё в 20-х годах.

После смерти Маяковского

После смерти Маяковского Лиля выходит замуж за Виталия Марковича Примакова. Они переезжают жить на Арбат, живут опять втроём: Лиля, Примаков и О. Брик. Там она прожила до 1958 года, затем квартиру обменяли на квартиру с лифтом на Кутузовском проспекте (Лиля Юрьевна в конце жизни страдала болезнью сердца). К старым друзьям прибавились новые, друзья Примакова: Якир, Тухачевский, Уборевич, Егоров. Всех их расстреляли в 1937-ом.

После ухода Маяковского статей о нём не печатали, сочинения выходили медленно и маленькими тиражами, чтение его стихов с эстрады не поощрялось. ЛЮ тщетно билась в каменную стену бюрократизма, и, не видя другого выхода, в 1935 году обратилась к Иосифу Сталину с письмом, в котором призывала не забывать великого певца революции и поэта нового времени. Ответ не замедлил ждать:

Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям - преступление.

Так началось посмертное признание Маяковского. Сначала Лиля организовала музей в Гендриковом переулке, но позднее музей будет перенесен в комнату на Лубянку. Однако ЛЮ сетовала:

По обычаям того времени Маяковского начали подавать однобоко.

Действительно, кроме поэзии о революции и СССР власти не желали видеть в нем лирика и сатирика. Старшая сестра Маяковского позднее добавит ложку дегтя, пытаясь навести порядок в творчестве поэта, которого ранее не касалась. Это по её инициативе легендарная комната в Гендриковом перестанет существовать как уникальный музей-квартира. Лиля Брик глубоко лично воспринимала обиды, наносимые Маяковскому. Не раз впоследствии приходилось ей оправдывать поэта перед всем миром за чьи-то чужие сплетни, она боролась за его целомудрие.

Вскоре после расстрела Примакова между Лилей Юрьевной и Василием Абгаровичем Катаняном (близким другом и одним издателем поэта) завязался роман. Василий станет ее последним, четвертым мужем. ЛЮ говорила:

Я всегда любила одного - одного Осю, одного Володю, одного Виталия и одного Васю

У ЛЮ было удивительно чутье на все новое, талантливое, на людей незаурядных. В ней всегда сочетались буржуазность и социалистические взгляды. Футуризм ей импонировал новаторством, интересным искусством и яркими людьми. В юности сильно увлекалась романом «Что делать?» Чернышевского и всем его советовала. Она не была прямолинейна, критерий был один - талант. ЛЮ даже закрывала глаза на некоторые неблаговидные поступки, но только если это не касалось важных для нее идей: она с неприязнью относилась к Бунину из-за его критики в адрес Маяковского, терпеть не могла Набокова, за то что он замахнулся на нимб Чернышевского. Контраст ее пристрастий отражался на всем, что ее окружало.

Лиля Брик занималась переводами, теоретическими трудами (например, о творчестве Ф. Достоевского), любительской скульптурой (бюсты В. Маяковского, О. Брика, В. Катаняна, автопортрет хранятся в частных коллекциях). Её квартира на Кутузовском в 1960-е гг. была заметным центром неофициальной культурной жизни. Поэт Андрей Вознесенский получил путевку в жизнь благодаря ей.

В списке её знакомых художников были: Давид Бурлюк, Марк Шагал, Федотов, Веницианов, Наталья Гончарова, Михаил Ларионов, Михаил Кулаков, Краснопевцев, Давид Штеренберг, Натан Альтман, Александр Тышлер, Пикассо, Мартирос Сарьян. Она интересовалась творчеством Нико Пиросманишвили и помогала собирать о нем материалы для архива. Фернан Леже в своей последней картине, незаконченной, изобразил Лилю и Владимира Маяковского вместе.

Среди знакомых работников театра были: Сергей Эйзенштейн, Василий Качалов, Елена Сергеевна Булгакова, Фаина Раневская, Фадеев, Гельцер и Шостакович. Позднее - Любовь Орлова, Николай Черкасов, Григорий Козинцев, Маргарита Алигер, Рина Зеленая. Еще позже появились Юрий Любимов, Артемий Исаакович Алиханян, Микаэл Таривердиев, Татьяна Самойлова, Андрей Миронов, Мадлен Рено, Всеволод Мейерхольд и Зинаида Райх, Сергей Параджанов, которому не без помощи Лили сократили срок наказания. Это было в 1977 году, Лиле тогда уже было 86 лет. Черкасов, Якобсон, Константин Симонов, Зиновий Паперный, Юткевич - все дружили домами. В 1948 году Лиля Брик познакомилась с начинающей балериной Майей Плисецкой, а позднее и с Родионом Щедриным. Ролан Пети, Утесов, О. Л. Книппер-Чехова - все они были многочисленными друзьями Лили Брик. Они также были знакомы с семьей Эльзы Триоле, сестры Лили Юрьевны. ЛЮ удалось познакомиться с Ив Сен-Лораном, который отмечал её как очень изящную и стильную женщину века.

Леонид Зорин, общаясь с ней раз-другой в последние годы, удивительно точно сказал про ЛЮ:

Лиля Юрьевна была яркой женщиной. Она никогда не была красивой, но неизменно была желанна. Ее греховность была ей к лицу, ее несомненная авантюрность сообщала ей терпкое обаяние; добавьте острый и цепкий ум, вряд ли глубокий, но звонкий, блестящий, ум современной мадам Рекамье, делающий ее центром беседы, естественной королевой салона; добавьте ее агрессивную женственность, властную тигриную хватку - то, что мое, то мое, а что ваше, то еще подлежит переделу, - но все это вместе с широтою натуры, с демонстративным антимещанством - нетрудно понять ее привлекательность

Уход из жизни

К смерти Лиля Юрьевна относилась философски: «Ничего не поделаешь, все умирают, и мы умрем». В своем дневнике в 70-х годах она написала:

Приснился сон - я сержусь на Володю за то, что он застрелился, а он так ласково вкладывает мне в руку крошечный пистолет и говорит: «Все равно ты то же самое сделаешь».

Сон оказался вещим. В 86 лет рано утром она упала у себя в комнате, сломала шейку бедра, оказалась обреченной на неподвижность. За несколько дней до смерти ей снились стихи Маяковского. Она была в печали, грустна и молчалива. 4 августа 1978 года Лиля Юрьевна покончила с собой на даче в Переделкине, приняв смертельную дозу снотворного.

Много раньше ЛЮ распорядилась не устраивать могилу, а развеять её прах. В поле под Москвой и был совершен этот печальный обряд. Характерный русский пейзаж - поле, излучина реки, лес… На опушке поставлена как бы точка ее жизни - огромный валун, который привезли туда ее поклонники. На нем выбиты три буквы - Л. Ю. Б.